Выпускница знаменитого курса, ставшего театром “Студия театрального искусства”, Анастасия Имамова хорошо знакома многочисленным поклонникам женовачей. Так, по аналогии с фоменками, стали именовать артистов театра еще когда они учились в ГИТИСе в Мастерской С.В.Женовача. За 15 лет сыграно немало ролей в спектаклях, которым была суждена долгая и счастливая жизнь: Марья Васильевна в “Захудалом роде” Лескова, Миссис Крегс в “Битве жизни” Диккенса, Нина Федоровна в “Трех годах” Чехова, Серафима Ильинична в “Самоубийце” Эрдмана.

В наступившей паузе, когда все театры вынужденно оказались вне дома и перешли в онлайн, возник проект, в котором Анастасия Имамова предстала в неожиданном для зрителя амплуа рассказчицы. “Сказки с Настей” открыли незаурядный лирический дар актрисы.

– Как возник интерес к этому материалу – сказкам Эммы Мошковской?

– В детстве у меня была пластинка, заслушанная “до дыр”. Я включала проигрыватель и вновь и вновь проходила путь бедного прекрасного козлика, рассказывавшего сказки медведю. Он одерживал побе-ду непротивлением злу, своей любовью, своим даром. Мне было тогда лет пять, и в финале сказки я всегда плакала. Сформулировать, что меня так потрясло, я не могла, но как ребенок смысл истории сознавала. И вот много лет спустя Маша Смольникова пригласила меня участвовать в квартирнике “Seasons”, и я попробовала прочитать сказку про козлика и ослика. Это произвело впечатление на зрителя, меня потом многие спрашивали, где можно найти сказки Эммы Мошковской.

Когда началась наша самоизоляция, было очень трудно понять, что я могу, и главное, чего я хочу. Ты все время двигаешься, и вдруг тебе говорят “стоп”, образовывается время, только твое время. И тут Наташа Витвицкая предложила записать эти сказки. Во мне возникла тревожность, не волнение, а именно тревожность – от соединения, соприкосновения с кусочком собственного детства. Это было интересно, честно скажу, в первую очередь, мне самой.

– Кстати, ваши слова совпадают с тем, о чем говорила Эмма Мошковская: “Я пишу не для детей, а о себе”. Ее сказки в вашем исполнении универсальны, они привлекательны и для детей, и для взрослых. Мне в театре не хватает таких универсальных зрелищ для всех. Чтобы они задевали, создавали поле для раздумий и продвинутому зрителю, и неофиту.

– Согласна с вами. Мне кажется, сегодня есть страх простоты. Если просто, значит негениально. Если негениально, то не вызовет резонанс, не будет хайпа. Простота, конечно, разная бывает. Но многие гениальные вещи – просты.

– Есть очевидная закономерность в том, что столичные и провинциальные театры выбирают для своих онлайн-проектов именно сказку, жанр, востребованный временем.

– Для многих сказка становится спасением. В фейсбуке пишут: этот умеет читать, а тот не умеет. Нужно понять, что актеры выживают, они открывают в себе новые способности. Не хочешь – не слушай. Выбор за тобой.

– Ваш проект “Сказки с Настей” плавно перешел в “Сказки с Настей и Машей”. Почему свои сказки вы отдали Маше Корытовой?

– Я писала их в 18-19 лет, когда была влюблена. Сама читать не рискнула. Могу читать чужое, но, хотя столько лет прошло с момента написания, я не умею абстрагироваться от прошлого. Когда мы разговаривали с Машей, я прочла ей одну из своих сказок и начала рыдать. Кому такое может быть интересно? Плачущая артистка Имамова онлайн. Смысл в том, чтобы плакали зрители. Маша выпросила у меня тексты и сделала целый цикл. У нее есть нужное, правильное остранение. Мне было интересно, как мои сказки прозвучат из чужих уст.

– Получился, как мне кажется, очень задушевный сериал. А сейчас вы продолжаете писать?

– Я начала писать морские зарисовки – небольшие шаржи на своих друзей, которые ходят вместе со мной на яхте по Баренцову и Белому морям. Это очень достойные, образованнейшие люди. И при множестве своих достоинств они очень просты в общении.

– А как вы их нашли?

– После первого курса летом я поехала на Соловки. Нашла карту соловецкого архипелага, где внизу обнаружила номер телефона для тех, кто хочет помочь Соловкам и Товариществу Северного Мореходства. Позвонили только я и Саша Лапенко. Саша стал главным судостроителем нашей яхты “Святой Петр” – реплики того Ботика, на котором Петр пришел из Архангельска на Соловки. Я сначала работала уборщицей в морском музее, потом плотником, а сейчас я – штурман на яхте. Команда объединяет людей из Архангельска, Мурманска, Петрозаводска, Севастополя, Петербурга. Компания замечательная.

– Откуда в вас эта любовь к морю? Наверное, из детства? Вы ведь родом с острова Сахалин.

– Да. Мы с отцом рыбачили вместе. Конечно, это запомнилось.

– Каким образом в вашей жизни возник театр?

– Я отучилась год на физико-математическом отделении СГУ (Сахалинского университета). Но очень скоро поняла, что это не мое. Поступила в Театральный колледж. Во время каникул поехала в Москву, увидела экзамен курса Фоменко, позвонила Петру Наумовичу и уговорила его меня послушать. Он спросил: “Где вы взяли деньги на дорогу с Сахалина”? Я ответила ему, что заработала их Бабой-Ягой на елках. И он сказал: “Если у вас будет такое же желание, как сейчас, приезжайте поступать на следующий год”. Я приехала, а Фоменко тогда передал право набирать курс Сергею Васильевичу Женовачу. И меня взяли.

– Сейчас вы сами преподаете.

– Я преподавала во ВГИКе, вела мастер-класс у Александра Коручекова, когда он работал в Щукинском училище, полгода занималась со студентами Евгения Писарева в Школе-студии МХАТ и провела два полных курса у Евгения Борисовича Каменьковича в ГИТИСе. Но когда мы начали репетировать “Самоубийцу”, попросила меня отпустить из ГИТИСа. Я понимала, что не смогу совмещать репетиции и работу со студентами. Через несколько лет меня позвал в ГИТИС Миндаугас Карбаускис. Я у него преподаю импровизацию и мастерство актера.

– Знаю этот курс по их спектаклю “Москва. Дословно” в Театре Маяковского. Талантливые ребята. Что вам дает эта работа?

– Студенты отнимают много сил, но одновременно я обогащаюсь, они меня подпитывают. Мы провоцируем друг друга на творчество.

– Хорошо помню вашу собственную курсовую режиссерскую работу – фрагмент из “Братьев Карамазовых”. Вы замечательно точно и остроумно выстроили и разработали отношения Грушеньки (Татьяна Волкова) и Екатерины Ивановны (Татьяна Василькина). Интересным и очень созвучным автору мне показался ваш спектакль “Житейское дело” Андрея Платонова с Ольгой Калашниковой, прекрасно сыгравшей главную роль. Вы сознательно отказались от режиссуры?

– Я выпустила во ВГИКе несколько спектаклей, “Житейское дело” в ЦИМе и почувствовала, что профессия режиссера требует невероятных усилий, огромного труда. Работа должна быть в радость. Я проверила себя и поняла, что я хочу играть в театре. Быть актрисой и легче, и любимей для меня. Приятнее быть на сцене, сочинять для себя роли. Как дальше будет – не знаю.

– “Студия театрального искусства” – театр коллективного творчества с постоянно меняющимся составом.

– Вы правы: мы варимся в коллективном котле. Театр обновляется, и в этом есть правильное зерно. Молодые берут в плен азартом, энергетикой. Но у опыта тоже есть энергетика, она для меня сейчас более ценна.

– Многие спектакли СТИ я смотрела не по разу. Любимый из них – “Три года”. На мой взгляд, это лучший московский спектакль по Чехову. С момента премьеры он стал еще пронзительнее. Вероятно, в нем появилось то, что вы называете энергетикой опыта.

– Время идет на пользу спектаклю. Артисты взрослеют, обогащаются внутренне, и это обогащение через чеховский текст дает феноменальный результат. “Три года” позволяют актеру сказать, что он может, хочет, чувствует. Страшный спектакль, потому что, когда твои собственные мысли совпадают с мыслями персонажа, становится жутковато. Ты уже не можешь это “развидеть”.

– Еще одна ваша работа – в “Записных книжках”.

– Да, и там проявляются юмор, мощный сарказм, ирония Чехова. Зачастую этот юмор не удается вскрыть. Это такое диагностирование человека, в котором заложено все – и плохое, и хорошее. Бессмысленно раскладывать по полочкам – добрый, злой… Если этот юмор удается передать, то получается бриллиант с огранкой.

– У вас есть опыт работы в кино. Какие роли вы считаете наиболее интересными и важными?

– Роль в фильме “Дочь” Натальи Назаровой и Александра Касаткина.

– Фильм произвел на меня сильное впечатление, в особенности, актерским ансамблем. Вы играете роль второго плана – жену священника, но эта работа показалась мне очень значительной. Эта героиня, потерявшая дочь, все делает машинально. Ее боль спрятана глубоко внутри. Она знает, что, выдав убийцу, может навсегда утратить доверие мужа, сына, и все-таки решается на этот шаг, чтобы остановить насилие.

– Основополагающее в кино – понимание между актером и режиссером. Если этот диалог происходит – за результат можно не волноваться, момент счастья будет достигнут. Мне повезло, что я снялась у Назаровой. Сыграла эксцентричную героиню, которую очень полюбила, у Никиты Сергеевича Михалкова в “Солнечном ударе”. Еще назову Андрея Александровича Прошкина, у него я снималась в одной из серий “Доктора Рихтера”.

– Актерская профессия – зависимая. Успех, признание, бывает, достаются совсем не тому, кто по-настоящему талантлив, примеров тому – множество.

– Главное, как мне кажется, не считать, что тебе чего-то недодали, и не обижаться. Обида опасна, она сжирает душу. Важно чувствовать жизнь, радоваться тому, что любишь и ценишь.

Источник: http://screenstage.ru/?p=13317