Только очень близкий театру человек может свободно и безнаказанно бродить по закулисью с фотоаппаратом. Только своего подпустят гримирующиеся актеры совсем близко и отреагируют не на нацеленный на них объектив, а на личность фотографа.

Александр Иванишин вместе со «Студией театрального искусства» под руководством Сергея Женовача – почти с самых первых их дней и спектаклей на улице Станиславского. Мысль о фотовыставке возникала в театре неоднократно. Идею экспозиции сцен из спектаклей отвергли сразу, идею парадных портретов отмели следом. Задумали было отследить, каким актер приходит в театр и как преображается по мере приближения третьего звонка (хотелось, по словам фотографа, ухватить процесс превращения из людей обычных в необычных). Не получилось – женская часть труппы оказалась категорически не готова к съемке до момента чудесной метаморфозы. Идея снова претерпела изменения; склонились к фиксации минут перед самым началом спектакля и актерского состояния за кулисами во время него. Уже спектакль, но еще не сцена. Результат многодневных наблюдений Александра Иванишина – около полусотни фотографий в верхнем фойе театра, напротив входа в зрительный зал. Его первая персональная выставка называется «Неровное дыхание», черно-белые кадры и развешаны как-то демонстративно неровно, без массивных да и вообще без каких бы то ни было рам (только стекло), на тонкой, не бросающейся в глаза леске. Порой среди черно-белой гаммы чудится немного цвета – скажем, едва заметная зеленоватость сукна игорного стола в пьесе «Игроки» (это не традиционная сцена из спектакля, но неожиданный вид сверху на склоненные головы, мелом нанесенные на сукно расчеты, разбросанные в беспорядке карты), неожиданно встретится сепия, блеснет огонек сигареты, заалеют накрашенные губы. Но вкрапления цвета – скорее исключение, чем правило. Началом выставки можно считать кадр с приоткрытой дверью, двумя силуэтами и тенью на двери – вместе с актерами и сквозняком в помещение с присущей ему бесцеремонностью врывается дух театра, встречая на своем пути выразительные лица и впечатляющие абрисы. А они здесь обретаются в большом количестве: вот, например, художник по свету Дамир Исмагилов, скрестив руки на груди, прислонился к спинке стула и так застыл на фоне светлой арки и высокого осветительного агрегата. Запомним волевой профиль человека мыслящего.

Кто-то из молодых актеров пристроился, как на жердочке, на узких перилах лестницы, отвернулся от объектива (взгляд устремлен в сторону того, чего мы не видим, но там явно свет, жизнь, люди), демонстрируя лишь аккуратно подстриженный затылок. В руке дымится сигарета, ее дым вычертил причудливый зигзаг. Фигура владельца сигареты повествует о том, что он в своей стихии, в своем доме, в своем кругу, несмотря на минутное одиночество, а недолгая расслабленность вот-вот сменится сосредоточенностью и деловитостью, они уже на подходе. Неподалеку запечатлен другой курильщик (в нем угадывается Нодар Сирадзе, артист второго театрального призыва Студии), несомненно, воспринимающий перекур иначе: даже затемненное лицо и рука в кармане отражают раздумья.

Фотографии принципиально не подписаны, даже когда это полноценные портреты. Одних героев не узнать нельзя – Марию Шашлову, Ольгу Калашникову, Анну Рудь, Анастасию Имамову, Мириам Сехон, Катерину Васильеву, Татьяну Волкову, Алексея Верткова, Сергея Пирняка, Сергея Качанова, Андрея Шибаршина, Игоря Лизенгевича; о некоторых можно только строить предположения.

Кто-то бреется, кто-то кормит партнера с ложечки мороженым, кто-то терпеливо ждет своего выхода, а его тень двоится на белой стене. Здесь танцуют, гримируются, задумываются, подперев щеку рукой, глядят сквозь пальцы в никуда или на себя – в большое зеркало, смотрят в кадр и в противоположную сторону, улыбаются, подмигивают и заходятся в приступе смеха. Много курильщиков, лестниц и шляп (шляпы тут любят примерить и те, кому они по роли вовсе не предназначены). Много взглядов исподлобья и широко распахнутых глаз. Деловых проходов, стремительных пробегов и воздушных порханий по подмосткам, фойе и коридорам театра. Много молодости, и совершенно нет праздного трепа.

Представлено несколько очень необычных с точки зрения публики кадров. К примеру, поклоны, снятые не со стороны зрительного зала, а с противоположной, из закулисья, – в таком ракурсе видеть артистов нам никогда не доводится. С той же позиции сделан кадр на спектакле «Три года» по Чехову: декорация Александра Боровского, исполнители, чьи лица развернуты не в нашу сторону, и первые ряды зрительного зала. На них, похоже, и нацелено внимание фотографа, фиксирующего напряжение затемненного зала, глаза и позы зрителей.

Художественный руководитель театра Сергей Женовач присутствует всего на двух фотографиях. Но обе не забудешь. В небольшом коридоре друг напротив друга стоят режиссер Сергей Васильевич Женовач и артист Александр Прошин (выпускник того же курса, что и Сирадзе). Вероятно, что-то договаривали перед уходом из театра. Спокойные, умиротворенные, вполне обыденные. Однако в этом кадре имеется третий – чуть в глубине у окна фигура Всеволода Эмильевича Мейерхольда с взлохмаченной головой, чуть скошенным взглядом, при бабочке, в сапогах и галифе (так, за кулисами старой Таганки гости изумленно натыкались на черный силуэт Чарли Чаплина и столбенели). Он-то и вносит в кадр какую-то стихийную неуспокоенность, контрастирующую с духом дома на улице Станиславского, отличающимся редкой гармонией. А вот репетиционный момент – в пустом зале двое: художник Александр Боровский и режиссер Сергей Женовач. Оба вглядываются в происходящее на сцене (оно за пределами кадра), оба в нем не уверены и оба пойманы Александром Иванишиным за характерными для них жестами: Боровский, как козырьком, прикрывает ладонью глаза от яркого света, Женовач задумчиво почесывает лоб. Они творят. Мы улавливаем и восхищение фотографа, и его мягкий юмор.

Сам Александр Иванишин говорит о «Студии театрального искусства» и ее обитателях так: «Они замечательно, как мне кажется, выдержали жанр, когда, с одной стороны, человек специально не позирует, с другой, не делает вид, что вообще не замечает, что его снимают. И получается фотография, которая сохраняет психологический, энергетический контакт с теми, кто ее потом видит. <…> Было решено не применять никакой дополнительной подсветки, никаких вспышек, то есть снимать при том освещении, которое было в данный конкретный момент съемки. Чаще всего это был свет «дежурный», технический, совсем не художественный, но мне кажется, такой свет даже точнее передает атмосферу закулисья и подчеркивает непосредственность происходящего и невмешательство фотографа в текущее событие».

Полсотни фотографий – не так уж и много. Планируется, что выставка будет постоянно действующей, но при этом меняющейся. Возможно, придя в «Студию театрального искусства» в следующий раз, вы вслушаетесь (и, разумеется, всмотритесь) в чуть иное «неровное дыхание».