«Битва жизни» Диккенса — первая премьера труппы Сергея Женовача «в своих стенах». «Студия театрального искусства» живет теперь на Таганке. Старый корпус красного кирпича — та самая золотоканительная мануфактура, на доходы от которой внук фабриканта основал Художественный театр. Здание и названо «Фабрика Станиславского».

Европейский манер передавать старые фабричные корпуса галереям и театрам неожиданно соединился с духом «хорошего купеческого дома». Охра и багрянец стен отчищены, оттенены черными переплетами окон, блеском натертых полов, «модерном третьей гильдии» ухоженных диванчиков в фойе.

«Таганская Малая Голландия» Женовача взывает к бодрому, разумному, деятельному бытию, в котором чистота стекол и душ — долг человека. И зритель знает: эти стены — тоже «пролог у вешалки» к системе ценностей театра. А Диккенс здесь — чуть не программный автор.

Но «Битва жизни» — не лучший его текст. Как в Москве-2008 сказать со сцены: «Любовь сестринская очищает сердце и уподобляет ангелам возвышенную душу!»? Как передать сюжет: младшая сестра уступает жениха старшей — менее красивой, с детства отягощенной заботами о доме?

Как убедить нас в главном тезисе мистера Д.: ангелы часто носят клетчатые чепцы или сюртуки, скрипят конторским пером или звенят ключами от погреба? (Любая его книга — доказательство этой теоремы.)

Ну, нам ее доказывать трудно-с… Женовач выбрал довольно странный прием: Диккенса студийцы сыграли в поддавки со зрителем.

В руках у всех белые тетрадки ролей. Нарочито неживыми голосами молодые актеры читают неживые викторианские сантименты. Знак игры и иронии? Да. Но хорошая шутка не тянется полтора часа… Да и Диккенс сглажен. Вот служанка Клеменси Ньюком в книге: фрик, нелепая кукла на пружинках, с карманами, полными папильоток, гвоздей и бараньих косточек. А при этом «ангел в чепце».

Такой микст и вправду трудно сыграть. Зато ежели удастся, победа над холодным и суетным сердцем публики окажется очень убедительной. (Ведь, подобно старому цинику-юристу в этой повести у Диккенса, мы «поддаемся убеждению». Хотим, чтоб нас убедили! Затем и к «женовачам» в театр идем.) Но в спектакле планка задачи снижена. Одаренной Марии Шашловой дозволено играть Ньюком барышней, приятной во всех отношениях. И важнейший для Диккенса персонаж расплывается в милоте.

…Второй акт сильнее первого. «Старый кирпич» фабрики Станиславского кое-где оказывается имитацией, частью декораций Александра Боровского. Горит огонь в камине — а стены викторианского дома «уехали» в кулисы. Актеры откладывают тетради и работают всерьез. К финалу они все же передают залу мессидж мистера Д.: «Люди и теперь, сами того не ведая, принимают у себя ангелов, как и в старину… Какой серьезной кажется жизнь, в которой каждый человек наделен крепко укоренившейся в нем любовью».

Обычно наш театр не ищет к этим истинам легких путей. Или не ищет их вовсе. Так что тут «женовачи» своеобразны до дерзости.