В репертуаре театра под руководством Сергея Женовача “Студия театрального искусства” появился настоящий премьерный спектакль – “Битва жизни”, имеющий принципиальный подзаголовок “Повесть о любви”. Настоящий, потому что возник он не как учебная работа (труппу “Студии” составляют в основном выпускники гитисовской мастерской Женовача) и не поставлен на чужой сцене (как щедро заваленный “Масками” в прошлом году “Захудалый род”), а рожден в своем собственном, недавно открытом театре на ул. Станиславского. Отметить открытие дома можно по-разному: пустить кошку, пригласить священника, устроить многолюдное новоселье. Педагог и режиссер Женовач со своими учениками придумали сделать семейное чтение у потрескивающего камина с часами, с важностью отбивающими каждые пятнадцать минут. Скука смертная? А вот и нет, каждое слово этого обаятельного и очень душевного спектакля ловишь, затаив дыхание.

Читают Диккенса. Натурально читают. На узкую полоску сцены по одному выходят актеры, зажимая в одной руке зеленое яблоко, а в другой – папку с бумагами. На всех уютная, старомодная одежда (во время подготовки спектакля актеры и режиссер ездили в Лондон и на блошиных рынках купили часть реквизита): мягкие пиджаки с заплатами на локтях, длинные теплые юбки, большие вязаные кофты. Радуются от встречи друг с другом, тихо перекидываются приветствиями и начинают читать прямо с листа реплики своих персонажей.

Читают по-разному: иногда с выражением, иногда с удивлением, иногда добродушно посмеиваясь и помечая что-то в тексте карандашом (некоторые, правда, как можно заметить из первых рядов, рисуют цветочки на полях). Когда во втором действии один из персонажей оказывается покойным (“Как сказал бы покойный мистер Крегс”), органичный и ироничный Сергей Аброскин, исполняющий роль актера, играющего мистера Крегса, смущенно улыбается и несколько раз повторяет, как бы не вполне понимая, слово “покойный”. В конце концов, пожимая плечами, уходит со сцены: ничего, дескать, не поделаешь, что написано пером не вырубишь топором. Никаких ужасов и бездн небытия, но легкое дыхание смерти и времени проносится на мгновение – это сквозняк от вышедшего за дверь актера.

Женовач в таких делах мастер меры. Когда в финале Сочинитель (Сергей Пирняк) остается у камина в одиночестве, не считая кларнетиста, гитариста и скрипача, наигрывающих какую-то печальную, но умиротворяющую мелодию, и устало произносит: “Время настолько перепутывает события, что я не знаю, насколько ему можно верить”, – он не сжигает, например, текст повести, который держит в руках (а как было бы эффектно!), а тихо исчезает в темноте.

В спектакле Женовача вообще нет восклицательных знаков, как, впрочем, и слащавых многоточий. Все кажется простым, выверенным, естественным и единственно возможным – точка, точка, запятая. Сентиментальную и поучительную историю о двух сестрах, одна из которых уступила другой своего жениха, поставленную в свое время Станиславским, Женовач сначала собирался инсценировать напрямую. Но одумался: слишком карикатурными получились бы персонажи и слишком тяжкими для слуха показались бы моральные правила, разбросанные по тексту. Чтение вместо разыгрывания, в самом деле, дает ту неожиданную легкость, при которой житейские истины не отвергаются, а, наоборот, вызывают острое желание их законспектировать. А мизансцены (например, когда беременная Клеменси (Мария Шашлова) смотрится в зеркало над камином, а оно начинает медленно отъезжать назад) – запомнить навсегда. Не просто так, а чтобы потом долгими зимними вечерами их вспоминать и пересказывать родным – душевно все-таки, мол, посидели тогда.