В Студии театрального искусства состоялась премьера, обещающая
стать событием сезона. Речь о спектакле «Лабардан-с» по пьесе Н. В.
Гоголя «Ревизор».

Не помню, чтобы прежние спектакли Женовача определялись так, как это
сделано в программке и на афише премьерного спектакля «Лабардан-с».
«Спектакль сочинили», и дальше перечислены, правда, не по алфавиту, а,
можно предположить, по вкладу в историю: Сергей Женовач, Александр
Боровский, Дамир Исмагилов и Григорий Гоберник. Здесь впервые нет деления
на режиссера, художника, художника по свету и композитора. При этом ясно,
что в театре – в хорошем театре — нет и не может быть борьбы за
первородство, за то, кто придумал одно, а кто другое. Одна из самых нелепых
историй такой странной борьбы за такое вот авторство связана с замечательной
выставкой, посвященной 100-летию Ю. П. Любимова в Музее Москвы, на
которой дважды подчеркивалось, что автором знаменитого занавеса в
«Гамлете» был не Давид Боровский, а Юрий Любимов. Вероятно, это
объяснялось тем, что куратором выставки была вдова Любимова Каталин.
Мне кажется, неважно, кто именно был автором этого занавеса. Намного
важнее, что именно из сотрудничества двух больших художников родился этот,
наверное, один из самых важных спектаклей советского театра второй
половины ХХ века. В театре всё сочиняется вместе, и, говоря уже о «Лабардан-
с’е», наверное, следует сказать, что многие решения в этом спектакле
продиктованы сценографией, решением пространства. Все четыре действия
гоголевской комедии (второе действие, происходящее в гостиничном номере,
практически целиком исключено из спектакля), гоголевские герои проводят, не
выходя из бани. Это решение, эта баня, становится и ключом к манере игры, и к
обнаружению других смыслов, которые приходят в голову. Потому что баня –
это и то место, где обсуждаются и решаются многие вопросы нашей
общественной и политической жизни… Баня уже в метафорическом
толковании места действия спектакля — еще и Чистилище. Тоже понятное
решение, поскольку сегодня мы не можем иметь дело с текстом гоголевской
комедии «Ревизор» в чистом виде, мне думается, эта пьеса в современном
театре неминуемо должна восприниматься и интерпретироваться в контексте,
так сказать, полного собрания сочинений Гоголя: речь и о драматическом
этюде «Развязка Ревизора», и о «Театральном разъезде после представления
новой комедии». Думается, для Сергея Женовача эти тексты были важны. Ясно,
что Гоголя, если заниматься им всерьез, не стоит отделять от большого корпуса
его религиозных сочинений, да и писатель сам себя считал религиозным
мыслителем. И такое прочтение бани как Чистилища, где происходит действие
спектакля, в таком еще контексте будет вполне оправданным.
В то же время такое пространственное решение и опасно, поскольку делает
создателей спектакля заложниками приема. Вполне уместно вспомнить

известную шутку киношников о главной проблеме театра, потому что
спектакль – это три часа на общем плане. Вот и в Студии театрального
искусства «Ревизор» идет три часа в одном пространстве, которое требует
изворотливой режиссерской и сценографической фантазии, чтобы исключить
монотонность восприятия пространства и света, который тоже на протяжении
спектакля почти не меняется, — это яркий дневной свет банно-прачечного
пространства.
«Спектакль сочинили» — самое первое и самое значимое определение
команды создателей, поскольку акцентируется «мы» в составе Женовача,
Боровского, Исмагилова и Габерника. Точно так же можно сказать, что и пьеса,
которая традиционно рассматривается как возможность для почти бенефисных
актерских выступлений, в СТИ стала поводом для командной игры.
Мы знаем немало «Ревизоров», про которые много и интересно можно
рассказывать, как играл, например, Хлестакова Алексей Девотченко, или того
же, хотя, конечно, совершенно другого Хлестакова Василий Мищенко, о
Городничем Валентина Гафта, об Анне Андреевне и Марье Антоновне в том
спектакле «Современника» в исполнении Галины Волчек и Марины Неёловой,
о Городничем Анатолии Папанове и Хлестакове в том же спектакле Андрее
Миронове, о Городничем — Евгении Веснике и Осипе в том же спектакле —
Романе Филиппове… Вплоть до Эраста Гарина у Мейерхольда и Михаила
Чехова у Станиславского, известных нам по описанию, а не по собственному
зрительскому опыту.
В спектакле СТИ есть некая городская, чиновная среда, отнюдь не блеклая, а
очень даже яркая, но все-таки — масса, впрочем, где каждый актер заслуживает
отдельного упоминания, но бенефиса лишен даже Хлестаков, хотя это
замечательная актерская работа, и я могу говорить о собственном открытии
Никиты Исаченкова как талантливого актёра, которого видел и в студенческих
спектаклях.
Женовач как будто специально, исходя из идеи некоей среды, местного — в
том губернском городе — светского общества, которое ему показать куда
интереснее, чем выделить кого-либо и дать отдельное большое соло, остается
верен своей режиссерской задаче. Даже сцена вранья, казалось бы, совсем уже
бенефисная, играется таким образом, что реплики и многие положения
монолога местная публика подбрасывает Хлестакову, как бы суфлируя
столичному гостю. В этом спектакле именно они сочиняют Хлестакова, по-
своему очень смешно и очень понятно, потому что у Гоголя так и происходит.
Ведь это Бобчинский с Добчинским убеждают всех остальных в том, что
Хлестаков и есть проверяющий из Петербурга, молодой человек,
остановившийся в трактире. Эту гоголевскую мысль Женовач развивает в сцене
опьянения и развязной болтовни Хлестакова. Режиссер требует от своих
артистов совершенного циркового мастерства, в первую очередь пластического.
На сцене ведь — целый бассейн, в котором разворачиваются все основные
диалоги комедии, а поскольку брызги летят то и дело во все стороны, пол
становится достаточно скользким. Можно упасть и серьезно удариться. В
каких-то случаях актеры навзничь падают в бассейн. Это умение актеров СТИ

продемонстрировать совершенную цирковую точность, чувствовать, как
говорили мы в детстве, «милли́метр», вызывает и уважение и восхищение.
Театральный критик не может рассуждать о спектакле в отрыве от
происходящего в жизни, а в жизни Сергея Женовача эта постановка стала
первой после его ухода из МХТ. У меня это кадровое решение по-прежнему
вызывает вопросы и непонимание, потому что Сергей Васильевич — режиссер
художественной идеи, а художественная идея как была, так и остается крайне
необходимой Художественному, и, к сожалению, вычленить ее в работе «после
Женовача» пока не очень получается, во всяком случае у меня не получается.
Отсутствие художественной идеи, по-моему, губительно для русского театра в
самом широком и высоком смысле понятия театра. Такого рода опыт
досрочного увольнения, конечно, мог если не сломать, то сильно ранить,
вогнать в депрессию. Женовач, как мне кажется, счастливо сумел вытеснить
этот кризис, бросить все свои печали в творческую топку и выпустить
спектакль необыкновенно легкий, в котором впервые так очевидно, так
конкретно представлены интересы телесного низа, что, конечно, в тексте
«Ревизора» тоже есть. Но Женовач, пожалуй, кроме как в «Мнимом больном»,
в Малом театре, с невероятной деликатностью, осторожностью, даже с
некоторым испугом этот двусмысленный юмор старался обходить стороной.
Здесь это представлено и сыграно во всей своей красе и телесной полноте.
Тоска здешних главных героинь, матери и дочки городничего, по телесной
любви может сравниться и поспорить в силе с их же желанием переехать из
уездного города в Петербург, таким же сильным и страстным. В игре Варвары
Насоновой в роли городничихи Анны Андреевны эти два желания уравнены в
правах как плотские и сексуальные. Думаю, что в названии спектакля
«Лабардан-с» присутствует тот же контекст, как и в слове «амбре» в устах
Анны Андреевны, когда она мечтает о некоем амбре, которое будет у нее в
комнате стоять в ее первом доме в Петербурге. Как ни странно, но через такую
нелепость, однако, прорывается тоска по чему-то нездешнему, красивому.
Назвать нездешнюю треску не треской, а лабардан-с’ом, конечно, приятней.
Такую и есть вкуснее, наверное.
Еще одна деталь и открытие «Ревизора» Женовача: в его спектакле очевидно,
как зеркально в монологе Городничего, когда он остается в семейном кругу
после отъезда Хлестакова, отражается прежнее презрение Хлестакова к себе
самому, жалкому писарю, когда в кругу чиновников, подвыпив, он фантазирует
и взметает в заоблачные карьерные выси, — точь-в-точь и Городничий —
Дмитрий Липинский мечтает, как будет без остановок мчать на курьерских,
пока мелкие городничие будут ждать лошадей, прозябая на почтовых станциях.
«Лабардан-с» Сергея Женовача — тот, кстати, не такой уж и редкий, но,
конечно, чудесный случай, как это было когда-то и в очень хорошем
«Ревизоре» Юрия Соломина, как в блестящем и много лет идущем «Ревизоре»
Сергея Газарова, когда ты с удовольствием следишь за сюжетом гоголевской
комедии и радуешься и смеешься гоголевским шуткам.

Источник: печатная версия журнала «Дом актера»