Успех превзошел самые смелые мои ожидания.

Так в прошлом году с «Войной и миром» было. Редкое зрительское счастье, когда долго ждешь новой работы любимого режиссера, представляешь, что это будет, и вот наконец … и получаешь много больше, чем ожидал и не совсем такое, как ожидал – «Война и мир» оказывается неожиданно проста, а «Ревизор» неожиданно ярок и весел.

Уже читал восторженные отклики на прогон (первый – в телеграм-канале @stassokolov1964 , очень хорошо написано, скопировал сюда в виде комментария).
Уже видел эффектную картинку – фотографии в простынях (оказалось, что они очень точно передают визуальный ряд, и эти кадры не “изюм из булки”, весь спектакль как фотосессия, хоть каждую минуту щелкай).
Наконец в час официальной премьеры на сайте появился состав. Распределение оказалось таким, какое я никак не мог предположить (Городничий – Липинский, Хлестаков – Исаченков). Отлично знаю труппу, все спектакли видел и многие дважды, почти всех актеров помню еще по студенческим спектаклям. Но вот чтобы Городничим стал Вершинин из «Трех сестер», а Хлестаковым Тузенбах…

Для обоих актеров и Липинского и Исаченкова «Лабардан-с» это прорыв. Однако пути к нему у них совершенно разные.

Липинский сыграл много больших ролей, но все время казалось, что это роли на вырост, что его вводят в чужой рисунок (в «Макондо» это действительно так, а по поводу ролей в постановках Женовача у меня даже мелькала догадка, что режиссер дает Липинскому роли, которые сам бы играл, если бы был актером).
Труппа молодая, однородная, нет актеров на возрастные роли, а он выглядит солидно, старше своих лет и, когда другие его ровесники могут играть только роли «детей», ему дают роли «отцов», людей тертых жизнью. В “Кире Георгиевне” особенно заметно, он младше Назимова, который играет Юрочку, а играть надо человека старше лет на 20, к тому же вернувшегося из лагеря. Все равно зрителю приходилось делать скидку на возраст актера. Или режиссеру делать специальный ход (это не Понтий Пилат, а пациент с манией величия).

Оказалось, всё это действительно «на вырост», актеру надо было какое-то время расти (десять лет после выпуска из ГИТИС) и как хорошо, что театральная студия своих актеров продолжает выращивать. Надо было трудиться над не совсем своими ролями, терпеть, тянуться, преодолевать и вот мы увидели работу уже без всяких скидок. Взрослый, крупный актер. Лидер. Хозяин. Полная власть над залом, над ролью, а в роли над остальными персонажами.

Постановочная идея отсылает к Риму и актер это прекрасно отыгрывает. Городничий уездного города, такой «мужик», наш русский и вместе с тем Прокуратор, Император, властитель завернутый в белую простыню, как в тогу. В этом, конечно, есть большая доля иронии, но ведь не только. Комедия Гоголя отсылает к классическим образцам. Режиссер поставил ее не снижая-осовременивая, как это сейчас принято в режиссерском театре, а наоборот, возвышая, приближая не к современному, а к вечному.

Липинский царит на сцене, каждое слово произносит как свое, каждая интонация уверенна и оправдана, и осанка, и походка. И с чиновниками Начальник и с женой Муж и с приезжими Гостеприимный Хозяин.
Пластическая кульминация роли в предпоследней сцене – скорбный и торжественный выход из купели под музыку Генделя, тога волочится за ним по мраморным ступеням. Прокуратор отправляется на встречу с Императором. Император на встречу с богами. Человек на встречу с Судьбой, на Страшный Суд (вспомнил Хабенского в финале «Трехгрошовой оперы»).

Успех Исаченкова в каком-то смысле еще более неожиданный, потому что к нему не ничего не вело. Это внезапный разворот на актерском пути, который и так складывался чрезвычайно удачно. Большие роли, успешные без всяких скидок (Полковник в «Макондо», Тузенбах). Точно, подробно, душевно. В нем есть такая житейская простота и за ней, на втором плане, содержательность – идеальный актер Женовача. В «Старухе» он лучший в мужском хоре, два раза смотрел и каждый раз было жалко, что не ему дан главный монолог.

Здесь же режиссер нашел в нем и вытащил совсем другую актерскую природу, другую степень условности – мейерхольдовскую (и для себя новую и для актера).
Не человек – насекомое, кукла. Когда-то так играл Эраст Гарин (кстати, того же Хлестакова). Потом Авангард Леонтьев у Фокина (тоже в гоголевской роли Чичикова). Сейчас это могут играть считанные актеры (Дмитрий Лысенков, кто еще?).

С появлением Хлестакова в спектакль веселый, праздничный входит нечто неприятное, страшное, будто бритвой резанули по воздушному шару. У него глаза узкие как щелочки, как две бритвы. Не было никогда у Исаченкова таких глаз. Во всех предыдущих ролях у него было сильное положительное обаяние. А здесь он жесткий, маленький, твердый.

Длинная сцена вранья в конце первого действия спектакля – кульминация хлестаковщины. Да, ничтожество, полное ничтожество и элементарные инстинкты, животная витальность, нахрап. И в такого поверили и притащили (внесли под хор из «Набукко» о самой сокровенной мечте и в мизансцене снятия с креста). Сами его досочинили (текст вранья они за него произносят, Хлестаков только поддакивает) поклонились самому низкому в человеке, даже не зверю, зверьку.

А пресловутый “лабарданс” это косточка у него в зубах застряла.

Во втором действии Хлестаков немного очеловечивается и уже не так пугает зрителя. Но остается столь же простым и элементарным и также парализующе действует на остальных персонажей пьесы (кроме Осипа, но о нем речь впереди). Инстинктивно, еще не проснувшись вытягивает ладошку лодочкой в сторону чиновников, наглеет, когда чувствует их страх и податливость. Хватательный рефлекс. Основной инстинкт. Прощаясь с невестой демонстрирует оба одновременно – одной рукой девушку в бассейне лапает, другой денюжку с края бассейна подбирает.

А вообще, этот режиссерский спектакль очень зрелищный и очень актерский. Там есть на что и на кого посмотреть. Кроме двух главных, принципиальных удач, есть еще больше десятка развернутых актерских работ (в пьесе столько нет, некоторые роли сделаны без текста), и почти все удались, и про все надо бы написать.
И не только на актеров там можно посмотреть. Для создания картинки привлечены модели из агентства (в уездных русских городах оказывается водятся модели, которые украсили бы и римские термы). В программке они по-пушкински названы Армидами.

С любовью лечь к ее ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!

Нет, никогда средь пылких дней
Кипящей младости моей
Я не желал с таким мученьем
Лобзать уста младых Армид,
Иль розы пламенных ланит,
Иль перси, полные томленьем

Все так и есть – и уста, и ланиты, и перси, только вместо морских волн брызги из бассейна.

Прежде чем пройти по всем актерским работам “Лабардан-са”, надо сказать о самом главном – как и для чего режиссер поставил пьесу.

В структуре спектакля есть несколько важных режиссерских направляющих – подсказок.

Во-первых, начало. В начало спектакля перенесена немая сцена. Пока зрители рассаживается портал сцены затянут белой простыней. У Гоголя занавес опускается после немой сцены. А здесь занавес падает и открывается немая сцена. Как будто стена бани упала и перед зрителями предстало то, что скрыто за стенами бань (и тут по ремарке Гоголя – “Звук изумления вырвался у всех женщин разом, как будто из одной груди“). Собственно в этом и состоит исходная посылка – вскрыть и вынести на суд публики. После этого появляются две черные крысы и далее уже все идет буквально по тексту. На месте простыни возникает театральная четвертая стена и актеры разыгрывают пьесу.
Немая сцена трактуется как сцена разоблачения, не только в переносном но и в самом буквальном смысле – подобный прием (и даже более радикально) применял Арцибашев в театре На Покровке (там в немой сцене все были раздеты догола, здесь в простыни завернуты). А начинался тот спектакль также – городничий собирал чиновников в бане.

Вообще, постановок этой пьесы было так много, что уже все у кого-нибудь да было. Интересно отметить, где располагается «Лабардан-с» на карте театральных «Ревизоров».

По несходству сразу приходят на ум «Ревизор» Херманиса (перенесенный в советское прошлое) и «Ревизор» Коляды. Эти два «Ревизоры» были на моей памяти самыми грязными, у Коляды буквально в грязи поставлено. А «Лабардан-с» наоборот чистый, белый. Тут как в старой классической музыке и наслаждения и страдания, и подвиги и преступления, и смешное и трагичное передается музыкой красивой, гармоничной, изящной.

Другой антипод – «Р» Бутусова, импровизации своими словами, отталкивающиеся от ситуации. У Женовача все буквально по тексту, однако текст даже зрителю, видевшему десятки «Ревизоров», не покажется истертым. На слух он воспринимается как живой и свежий. Во-первых, за счет точного разбора с актерами, они его присваивают и выдают за свой. Во-вторых, за счет специальной литературной работы – сделано подновление – вставки из ранних редакций, и зритель привыкший к последовательности слов и от того засыпающий, постоянно вздрагивает от незнакомого оборота.

Теперь по сходству. Кроме постановки Арцибашева очень близка «Лабардан-су» версия Юрия Еремина с белым городничим Пороховщиковым и черным отвратительным Хлестаковым-Гвоздицким.
Также версию Фокина можно вспомнить. Там тоже был кукольный Хлестаков (Девотченко) и тоже имперский стиль – у Фокина колонны Санкт-Петербурга, у Женовача термы Рима.

Но вернемся в Рим (первый и третий).
В первой немой сцене режиссер показывает, что предшествовало – сладкую жизнь в бане с армидами. И зловещие крысы посреди идиллии.

А в конце режиссер показывает, что было после. Не помню, чтобы кто-то отваживался заглянуть за последние ремарки и нафантазировать продолжение. Впрочем, ничего нового сочинять не потребовалось.

Спектакль заканчивается повторением первой сцены пьесы («я пригласил вас, господа»). Городничий возвращается со встречи с чиновником (прибывшим по именному повелению) и снова собирает всех в том же месте (в бане) в той же мизансцене (кружком в купели).

Они собираются в том же месте, но не в том же состоянии. С ними произошло нечто, некий опыт. И с нами за эти три часа тоже, и мы теперь тоже в другом состоянии.
Повтор мизансцены не обязательно означает дурную бесконечность – «ничего не изменится, будет все тоже, с них, как как с гуся вода». Превращать «Макбет» Шекспира в «Макбетт» Ионеско это современный подход. Но это не по-гоголевски, а Женовач ставит Гоголя.
Теперь в бане будет «разбор полетов», надо осознать что произошло и сделать выводы. А иначе зачем это все было, зачем «бог захотел наказать и отнял разум», зачем Гоголь это писал, зачем режиссер это ставил, зачем актеры это сыграли, зачем мы это смотрели.
Ведь не только городничий пригласил их (чиновников), но и режиссер пригласил нас (зрителей).

Следующим по значимости после Городничего и Хлестакова в списке актерских удач “Лабардан-са” идет решение также неожиданное. И очень остроумное, и прямо следующее из переноса действия в баню. Полицейские Держиморда, Свистунов и Уховертов стали банщиками. Трио Пускепалис-Пирняк-Ромашевский весь вечер на сцене, текста Гоголь для них почти не написал, только доклад городничему («Где Прохоров? Привезли поутру мертвецки, к делу не может быть употреблен»). Но в бане для каждого найдется дело (это знаменитое гончаровское – что я здесь делаю), шваброй протереть, следить за порядком, делать массаж. И каждому придуман образ, индивидуальность. Они разные и по телосложению (телосложение в этом спектакле очень важная актерская краска) и по характеру и по положению. Держиморда (Глеб Пускепалис) – главный, что-то вроде телохранителя при городничем, чуть не Коржаков при Ельцине, всеми распоряжается. Это он осторожно полушепотом сообщает шефу, что прибывший чиновник (из Петербурга по именному…) требует его сей же час к себе. Уховертов (Сергей Пирняк) – самый опытный и флегматичный, службу знает, но в начальство не рвется. Свистунов (Глеб Ромашевский) совсем молодой, начинающий, старательный – смотрит по сторонам с интересом и даже с восторгом.

Подобным способом яркого контраста решены чиновники. Максимально пестрая компания.
Ляпкина-Тяпкина играет Александр Антипенко из самого нового поколения СТИ, выпуск прошлого года, в дипломном «Гамлете» Клавдия играл (и сейчас играет), королевская осанка и стать, по части значительности любому из старших поколений женовачей фору даст, здесь именно это и нужно («Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину»). Роль как специально для него написана.

Также и про Землянику можно сказать. Вячеслав Евлантьев – абсолютное попадание – полный, мягкий и обаятельный, такая улыбка, глазки круглые, животик круглый. И ведь именно он, такой добродушный-хлебосольный, в решающий момент влезает к Хлестакову с доносами.

Почтмейстер – Александр Суворов, еще одно стопроцентное попадание в авторскую ремарку («простодушный до наивности человек»). Простоват, должность невелика, веса в обществе большого не имеет, жизнелюбие не меньше, чем у Земляники. А в решающий момент самый смелый («да что Сибирь, Сибирь далеко»).

У остальных двоих фактура яркая, но задачи попроще. Хлопов труслив до дрожи, а Гибнер только кивает (иногда невпопад) и произносит огромный монолог по немецки. Немецкий я не знаю, а по интонации не угадал о чем.

Анна Андреевна (Варвара Насонова) и Марья Антоновна (Виктория Воробьева). Обе хороши во всех смыслах, даже не знаешь, с которой начать (совсем как Хлестаков). И обе вполне успешно решают нетривиальную задачу – не потеряться на фоне армид. Они любую Армиду задвинут, все при них, да еще и характеры. Отважно бросаются в бассейн к Хлестакову, царственно восседают на мраморных ступенях.

Бобчинский и Добчинский. Тут играет именно пара, пластический дуэт – первая скрипка и вторая скрипка. Почти весь текст отдан Бобчинскому-Сергею Аброскину, долговязый и тормознутый Добчинский-Лев Коткин пытается слово вставить, но редко когда удается, Аброскина не переговоришь.

Просители – групповой выход, три купца и две потерпевшие. Самый колоритный из мужчин Александр Прошин, из женщин Анна Рудь, самый активный и убедительный Игорь Лизенгевич.

И совершенно отдельно от всех Осип (Сергей Качанов). Сцены в гостинице в спектакле нет, она не помещается в банную концепцию, у Осипа мало что осталось, но осталось самое главное (от чего начальные перепалки с Хлестаковым могли только отвлечь). Осип единственный из всех героев пьесы сохраняет здравомыслие, он немного над всеми, вне игры, старше всех, спокойнее всех, знает как управлять барином, все понимает, мало говорит – но его слова имеют действие.

Источник: https://lev-semerkin.livejournal.com/883511.html