“Игроки” Сергея Женовача в “Студии театрального искусства”

Трепещущие в сегодняшнем дне тексты за сезон ставят не однажды – минимум два театра, не сговариваясь, берутся за одну и ту же пьесу. Тем интереснее зрителю. После внешне потертых и замедленных, но энергетически глубоких “Игроков” Алексея Левинского вышли “Игроки” Сергея Женовача.

“Игроки” сопровождают Женовача много лет. В Красноярском институте культуры, где учился будущий лауреат трех “Золотых масок”-2007, был дипломный спектакль “Игроки”. В ГИТИС Женовач поступал с монологом романтического, стремящегося к степенной жизни шулера Ихарева. В студенческой работе над “Игроками” Фоменко (роль картежника Кругеля) прошло несколько лет. Пришедшим к Женовачу через театр Фоменко не забыть “Владимира III степени” – гоголевский мир режиссер обживает давно, да и внешнего сходства Женовача с Гоголем никто не отрицает.

Текст “Игроков” традиционно так сильно опрокинут в текущую действительность, что, кажется, играет сам себя, так много в нем перекличек – с нашими центровыми и районными казино, еще не выведенными в специальные зоны, с жульническими технологиями управления, с государственной игрой по-крупному, с манией передергивать. Плотность воздуха тотального обмана снова сгущена до гоголевских 1830-х. Потому порой кажется, что на вырост дана прекрасным юным “женовачам” история соревнующихся в обмане шулеров, “женовачам”, уединенно воспитанным в заповеднике “домашнего” уютного образования, чтения вслух и игры в четыре руки. Но как прививка жизни через работу – полезна.

Еще полезнее анатомия ложного товарищества – истинные товарищество и дружба заложены в фундамент “Студии”. Им не к лицу шампанские бутыли, по роли все время находящиеся в руках молодых актеров, они тяжело дышат предлагаемой текстом ложью, магией лжи. Публика, с жаром полюбившая “женовачей” за открытые честные лица, с болью смотрит на этот курс ликбеза. “Женовачам” к лицу раскрытые книги. Сцена и оформлена девятью (по числу персонажей) столами, затянутыми зеленым сукном, – может, игорный дом, а может, библиотека, которая сама по себе тоже храм судьбы, – что прочтешь, то и аукнется.

Все здесь одеты одинаково и с иголочки – точно из офиса за углом, господа и слуги: Ихарев, его новые друзья, с ласковой обходительностью заправских катал за минуту вошедшие в доверие, – каркающий вороном, талантливый трикстер-плут Утешительный Алексея Верткова, громила Швохнев Александра Обласова, эстет Кругель Григория Служителя, слуги Алексей и Гаврюшка. Все одним миром мазаны, различают друг друга едва не по запаху – по ощущению сиюминутной слабости, логической ошибки, с которой можно начинать губить коллегу. Исподволь скользящая повадка людей, тратящих нетрудовые деньги, не изменилась с 1830-х. Деньги, гуляющие по столам и расходуемые так бездумно, пришли легко – и так же уходят. Сто рублей (тысяча евро в “сегодняшних”, не меньше) слуге за инсайд о карточной игре – не вопрос.

“Эх, хотелось бы мне их обчистить! – шепчет Ихарев Андрея Шибаршина, намыливая перед зеркалом чистые мальчишечьи щеки. – Господи Боже, как бы хотелось! Как подумаешь, право, сердце бьется”.

Формула сговора, в который Утешительный предлагает вступить Ихареву, могла быть произнесена в России 1990-2000-х бессчетное количество раз: “Мы признаемся тут же вам откровенно, что сговорились обыграть вас, потому что приняли вас за человека обыкновенного. Но теперь видим, что вам знакомы высшие тайны. Итак, хотите ли принять нашу дружбу?” – “От такого радушного предложения не могу отказаться”.

Ихарев Шибаршина молод и честолюбив, он умнее и чище участников банды Утешительного – если понятие “чистота” может хоть сколько-то быть применимо к шулеру. Он генетически принадлежит яппи-хакерам, дорогостоящим компьютерным взломщикам. Он одиночка – забыв об этом на час, поддавшись очарованию мужской дружбы, идет навстречу “медвежатникам”, простым уголовникам – и вылетает в трубу.

“Накрапины” карточных рубашек уходят в прошлое, у взлома компьютерных банковских систем свои алгоритмы, а все неутомимы ихаревы: “Сколько есть мертвых капиталов, что лежат в ломбардах, словно мертвецы”.

В период подготовки фоменковских “Игроков” Женовач вместе с другими студентами среди прочих полезных для спектакля умений развивал способность к мистификациям. Главная мистификация “Игроков” – занятые в спектакле мальчишки, на зрительский взгляд, не очень поняли, чем весь этот всепроникающий обман навеян и как его играть. Он не вошел в них даже на время спектакля. Повисел немного у сцены и растерянно улетел. Заветная крапленая колода Ихарева Аделаида Ивановна, сверкнув в фотовспышках, обиженно разлетелась пестрым дождем по зеленому сукну – присущая другим лицам и рукам, не “женовачам” с их честными открытыми лицами.