“По сравнению с “Мальчиками”…” – так начинается теперь каждое второе обсуждение нового спектакля “женовачей”. Прошлогодние выпускники студии Сергея Женовача были воспеты и захвалены буквально до истерики. “Мальчиков” (это студенческий-то спектакль!) выдвинули на “Золотую Маску”, и только ленивый не написал, что взошло солнце российской театральной жизни. Поэтому нынешний “Захудалый род” ждали с напряженным чувством ответственности и надежды – на тех, кого приручили. Ждали не зря: на все июньские спектакли не достать билета, а театральная Москва замерла и выдохнула с наслаждением.

Так вот, по сравнению с “Мальчиками” нынешний Лесков – зрелая и серьезная работа. С печатью юношества на лице и легкостью в манерах, но с тихим внутренним отчаянием перед миром. “Мальчики” и барышни из мастерской Женовача повзрослели и обрели потрясающую способность пробуждать “чувства добрые”. Ну да, о новом спектакле “женовачей” приходится говорить в превосходных степенях и патетическом тоне, иначе никак.

Неоконченный роман Лескова, всю жизнь писавшего про бедных, но высоких духом тупейных художников, красавиц-цыганок и очарованных странников, на сцене Центра Мейерхольда читают едва ли не четыре часа. И, честно говоря, это те четыре часа захватывающей и вдохновенной человеческой истории, по истечении которых жалеешь о том, что кончился “захудалый род” Протозановых, что умерла главная героиня – княгиня Варвара Никаноровна. Как будто в утешение, княжна Вера Дмитриевна (Анна Рудь), от лица которой ведется повествование, произносит финальную фразу: “Люди приходят и уходят, а земля остается”.

Вера Дмитриевна, ее бабушка Варвара Никаноровна (прекрасная работа Марии Шашловой), бабушкины приживалы и приживалки проходят перед нами как персонажи семейного альбома. Художник Александр Боровский вырезал на черном станке овальные и квадратные рамки, в которых появляются, как на дагеротипах, и исчезают обитатели дворянского дома позапрошлого века. И вся эта жизнь, прямодушно сыгранная молодыми актерами, вдруг становится близкой, но недоступной великой иллюзией.

В финале спектакля появляется персонаж по имени Мефодий Червев – этакий русский святой, странствующий учитель, умница и прямо-таки прототип пастернаковского доктора Живаго. И чудесный Сергей Аброскин тихо, чуть ли не заикаясь от застенчивости, говорит с залом, с Варварой Никаноровной, с собой. Говорит о простых вещах – о том, что не верит в государство, а верит в Бога и что другой власти для человека быть не может. И тогда этот самый зал, вслед за княгиней Варварой, понимает, что живет как-то неправильно и не так. Если это не чудо, то чудес не бывает.