В «Студии театрального искусства» начался «сезон учеников»: серию спектаклей ставят выпускники гитисовской мастерской Сергея Женовача разных лет. Начал его «Брехт. Швейк. Вторая мировая» в постановке Уланбека Баялиева, сокурсника актеров-основоположников СТИ. Хотя театр Сергея Женовача негромкий и внимательный к слову, тихий «Швейк» во многом новость.

К роману Гашека он имеет отдаленное отношение: чешского героя Бертольт Брехт переместил из одной мировой войны в другую, и теперь он живет в оккупированной Чехословакии, а к концу действия окажется в далекой заснеженной России, отправленный нацистами под Сталинград, и встретится там с Гитлером. Тишина мира вокруг и негромкие разговоры усталых, испуганных людей — реальность напряженного военного времени. Баялиев, как обычно, помещает героев в экзистенциально-абстрактное пространство, а по перекрестью движущихся грязно-красных стоек-платформ постоянно вышагивает Гитлер (Сергей Аброскин). «Швейк» — продолжение все более болезненной и постоянной для этого театра темы маленького человека в большой истории, которая сметает его начиная с ХХ века в кроваво-промышленных масштабах.
Самый «социализированный» тут, конечно, Швейк, но именно его одиночество — самое острое и страшное. По доброй воле и по воле обстоятельств он постоянно пытается помочь и спасти — кого-то другого или себя самого, иронизирует и безостановочно думает. Но, хотя он говорит больше всех, никогда до конца не понятно, что у него на уме: он сложнее и многомернее своих внешних проявлений. Играющий Швейка Никита Исаченков как мало кто умеет за выразительной формой (а Швейк в этом медитативном по ритму спектакле — артист и самый подвижный, гибкий из всех) сохранять объем, несколько планов, неразгаданную загадку — и современность. Трагический финал Швейка, сидящего на полу под ногами выплясывающего (потому что некуда идти) Гитлера, пожалуй, обреченность. Условная собака — кусочек меха на руке — обостряет одиночество. Швейк как бы перешагивает дистанцию и переходит в конкретное «здесь и сейчас», оставаясь в условной ледяной пустыне и все же переставая быть маской, внезапно соединяясь с артистом. В не чуждой СТИ сложно-психологической эстетике.

источник: печатный номер “Театральная афиша столицы”