Вторая работа новой, долгожданной программы театра, – Сезона учеников, в рамках которого в репертуаре появляются спектакли выпускников Мастерской Женовача. Первый, Брехт/Швейк/Вторая Мировая, выпущенный Уланбеком Баялиевыем, бьет под дых, лишая дара речи.

Спектакль Тонышева, сделанный по сценарию Шпаликова (он же поставил одноименный фильм), совсем иной, – теплый, построенный на полутонах и паузах, то, что называется «атмосферный». Не про время, про людей. Про романтические отношения, как бы странно это не звучало сейчас, сущая безделица.
Малая (по факту – очень маленькая сцена), в отличие от кино, развернуться особо негде, но Тонышев умеет находить, оживлять скрытые пространства, – за дверьми, по верху стен, выступы, и создавать, за шторами-занавесом. Вместо многочисленных второстепенных персонажей, – фигура автора-зрителя, размышляющего о жизни. В фильме есть хронотоп попутчика, – автобус, в котором случайно оказываются рядом герои. В спектакле просто случайная встреча за кулисами театра под реплики идущей где-то рядом чеховской пьесы. Отрывки из Вишневого сада звучат очень громко (предполагается, что мы слышим их издалека, но репродуктор над ухом слегка оглушает). Чеховский Трофимов уверен в неотвратимости светлого будущего: «я уже слышу его шаги. И если мы не увидим, не узнаем его, то что за беда? Его увидят другие!» Ему внимают герои Шпаликова из 60х, и сидящие полукругом у сцены зрители 20х следующего тысячелетия, принимающие своеобразную поколенческую эстафету, наказ «быть счастливыми».
Герои разговаривают книжными фразами о том, как прожить жизнь правильно. Только Лена в исполнении Ольги Балацкой способна придать этой конструкции достоверность, она удивительно искренняя, проживающая каждую высказанную и невысказанную реплику, настоящая в каждом движении, – светлячок.
Спектакль, в общем, про миражи, иллюзии, театр теней, жизнь в театральных декорациях и театр внутри нас. При всей одноплановости вопроса: будет ли кто-то тут счастлив, ответ не очевиден. Из всего количества дополнительных героев сценария (фильма) режиссер все-таки оставил одного, одну, точнее. Этот персонаж появляется на сцене почти в финале, ничего не играет, жует пирожок, при этом сосредоточенным вниманием, ясными глазами, одним своим присутствием дает надежду. Жизнь побеждает театр неизвестным науке способом.