Это вольная сценическая композиция по «Театральному роману» Михаила Булгакова, в которой вы найдете печальную повесть о молодом драматурге и его столкновении с миром театра. История в общем-то трагическая, названная «снами и кошмарами начинающего литератора», поскольку вся его жизнь после соприкосновения с театром превращается в наваждение и кошмар. А все герои, которых мы видим на сцене, – выходцы из его снов и воспаленного бреда.

Литератор Максудов (Иван Янковский) – единственный живой и вменяемый человек среди того театрального фарса, в котором он оказался, переступив порог «священного мира сцены». Сначала его роман велят переделать в пьесу, потом и от самой пьесы почти ничего не остается. Когда же начинаются репетиции, превратившиеся в бессмыслицу и дурную бесконечность, то несчастный драматург доходит до безумия и, конечно же, стреляется. Заложник сцены, мученик и страдалец, он теряет власть и над своей пьесой, и над своей жизнью, пронзая наши сердца своими изумленными возгласами: «Когда же, когда же она выйдет, моя пьеса?!»

Меж тем вероломный, коварный мир театра живет своим заведенным порядком. Вездесущий секретарь Торопецкая столь могущественна и грозна, что в воображении Максудова предстает в утроенном облике. Экзальтированная прима Пряхина приводит в оторопь своими артистическими истериками. Управляющий материальным фондом Гавриил Степанович нагло обманывает в гонораре…

Основатель же Независимого театра Иван Васильевич, едко сыгранный Сергеем Качановым, – протагонист этого театрального безумного мира. Конечно, мы узнаем в его образе великого Станиславского, увиденного глазами современной режиссуры и представленного весьма авантюрно. Этот теоретик и чудак, пребывающий в своем блаженном кураже, и велик, и трогателен, и уязвим, и комичен. Сидя за режиссерским столом, он до изнеможения репетирует одну-единственную сцену из «Дней Турбиных», добиваясь правды чувств на практике своей системы, все выкрикивая свое «Не верю!», доводя до исступления и актеров, и бедолагу драматурга, и нас. И достигая эффекта полного абсурда происходящего. Но весь этот жанр иронической фантасмагории все же окрашен внутренней нежностью и в итоге, как ни крути, любовью к театру, легендарный образ которого витает в знаменитом зеленовато-сером оформлении, напоминающем атмосферу МХТ времен Станиславского.