Если без малого восемь лет назад надо было найти имя открывающемуся театру, вы, несомненно, назвали бы его так, как многие и сейчас его называют, – именем своего Учителя Сергея Женовача. Но он назвал его вашим именем – “Студией театрального искусства”. Похоже, Сергей Васильевич имел в виду, что студия – не только актерское, но и человеческое братство, вроде такого родства, которое монахам велит называться братьями. Не будем впадать в елейность – театр не может и не должен быть монастырем, но братством он, к счастью, порой бывает: “Мальчики”, чей главный герой брат Алеша, – начало вашей родословной и ваша охранная грамота. “Соборность” же ваша в том, что вы “женовачи”: в обиходном языке – своя правда, неоспоримей любых концепций и теорий. Сколько всего “Студии театрального искусства” перепало от Женовача – не перечесть; чтобы быть праздничным, а не пафосным, скажу лишь про одно – про запахи. Не удивляйтесь: у Женовача это и впрямь фирменное, как у иных родимое пятно. Иначе его не потянуло бы на заре режиссерской юности поставить в ГИТИСе “Шум и ярость” – сочинение Фолкнера, которое и читать-то, а, тем более, слушать, кажется невозможно.

И что там слушать, если главный герой первой части романа, Бенджи, сыгранный незабвенным Юрием Степановым, только и делает что стонет и мычит. Но этот деревенский увалень – дурачок, “младенец тридцать три годочка”, исключительно восприимчив к запахам. Самые дорогие обрывки его убогого и чуткого сознания – мысли о том, что любимая сестренка Кэдди пахнет то листьями, то дождем. И у вас в начале второго отделения “Записных книжек” хлынет, барабаня по беседке, ливень, раздастся запах дождя, и спектакль, с переменным успехом набиравший высоту, взлетит к чеховским вершинам. Мало того, в фойе вашего театра, вашего Дома, которому 1 марта исполнилось пять лет, еще до того как мы попадем в зал, пахнет то огурцами, то водочкой, то вареной картошкой, которой угощают публику – настоящие запахи становятся верным камертоном того настоящего, что будет твориться на подмостках.

Это домашние запахи; расхожее выражение “театр-дом” обретает внятный чувственный смысл. Потому так ко двору пришелся у вас Диккенс – поэт домашнего уюта. Принимать по-домашнему опасно: в публичной обстановке легче врать и притворяться, на дружеском застолье каждый, как на ладони. Вы с честью проходите испытание: даже те, кто впервые оказались в театре на улице Станиславского, чувствуют, что попали к своим. Когда будущему создателю МХТ было, как и вашему дому, пять лет, он, не терпя подделки, зажег занавеску с изображением огня в камине. Так начался в театре мировой пожар, 150-летие мы только что отмечали. Но огонь К.С. порой тухнет и чадит, у вас же он загорается в глазах и сердцах, и к вам можно идти, чтобы согреться душой.

В вашем не таком уж взрослом возрасте вы уже способны говорить языком Гоголя и Достоевского, Чехова и Венедикта Ерофеева, и происходит чудо, как в те мгновения, которые приводят в восторг родных ребенка – знакомые фразы звучат так свежо, будто их произнесли впервые. Говорите, говорите, не теряя свежести запахов, интонаций и чувств, и мы будем ловить каждое ваше слово.

С праздником вас, дорогие “женовачи”!