Когда Сергей Женовач в начале сезона анонсировал постановку «Трех сестер» в СТИ, присутствующие критики с трудом сдержались от разочарованных вздохов (снова Чехов, «Три сестры», знакомые до запятой). За сезон много чего произошло и со СТИ, ставшей студией МХТ, и с Сергеем Женовачем, недавно назначенным худруком Московского Художественного театра. Но премьере «Трех сестер» это не помешало. Спектакль-высказывание о времени и о себе получился мужественным, красивым, ясным, стоящим наособицу в постановочной истории чеховской пьесы. 

Кажется, впервые «Три сестры» осмыслены как история потерянного поколения. Поколения, рожденного и воспитанного для жизни в одной среде и эпохе, а угодившего – в другую.

История людей, предназначенных и воспитанных для какой-то иной жизни, чем та, которая выпадет им на долю. Выученные иностранные языки окажутся для них – ненужной роскошью или нелепым придатком вроде шестого пальца, – с горечью вздохнет Маша. А Тузенбах вздохнет, что вот Маша прекрасно играет на фортепиано, но это никому здесь не нужно. Так многого хотелось, так мало удалось. 

Диагноз поколению, которое входило в российскую жизнь в чеховское время? Безусловно. Потом Михаил Булгаков навсегда запечатлеет черты «беспечального юного поколения», в сердцах которого жила «уверенность, что вся жизнь пройдет в белом цвете, тихо, спокойно, зори, закаты». Но все  развернулось не так (выпали войны, и разруха, и голод).

Но в «Трех сестрах» Сергея Женовача можно расслышать диагноз поколению слома тысячелетий. Тому, которое сейчас с ужасом констатирует: «все идет не по-нашему», а как верили в себя. Какие светлые были надежды, мечты и планы.
«Поднимали колокол, потрачено было много труда и денег, а он вдруг упал и разбился».  В пьесе Маша это говорит о своем брате Андрее. Но адресовать ее слова можно не только к Андрею Прозорову, но и к ней самой,  к Ирине и к Ольге, и к мечтателю Тузенбаху (Никита Исаченко), и к фатоватому, огрубевшему на воинской службе Вершинину (Дмитрий Липинский).

Упавший колокол надежд, очередные упущенные возможности – тема, прямо скажем, и лирическая, и личная, – и для создателей спектакля, и для многих и многих, сидящих в зале.

Новая генерация актеров СТИ (в спектакле заняты вчерашние выпускники) играет чеховскую драму с какой-то мужественной нежностью и веселой отвагой. Примеряют чужую – проигранную, незадавшуюся, обманувшую, – жизнь. И самой своей молодостью и нежностью к этой жизни отрицают неизбежность проигрыша.

… В прологе юные, породисто-красивые сестры Прозоровы стоят на авансцене. Вглядываются в зрительный зал. По-детски возбужденная в свой двадцатый день рождения Ирина (Елизавета Кондакова) мечтает, что уже скоро в Москву. Ей вторит утонченная Ольга (Мария Корытова): «скоро-скоро». Надломленная ранним замужеством резкая и угловатая Маша (Дарья Муреева) еще готова поверить в чудо и увидеть в новом знакомце Вершинине-Дмитрии Липинском – «свою долю», возможность какого-то нового поворота судьбы.

Взволнован и грезит университетской кафедрой, любовью и общим счастьем Андрей (Даниил Обухов) – милый мальчик с ямочками на щеках, смущающийся своей располневшей фигуры. И даже Наташа (Екатерина Копылова) сияет от неожиданной чести и счастья – войти в семью Прозоровых! И с придыханием смотрит на мужа – будущее светило Московского университета.
«Далеко вы ушли, не догонишь вас. Летите, милые!», – растроганно повздыхает Чебутыкин (Сергей Качанов).
Милый старик ошибается, как ошиблись все.

Уйти, вырваться, уехать, зажить новой жизнью, осуществиться, – не удается никому из его молодых друзей. Прощальный совет Андрею взять шапку и бежать куда глаза глядят, без оглядки, – тоже останется втуне.

И все будут горестно недоумевать: куда все девалось? Это яркое, светлое, манящее?
Почему колокол упал?
Почему в очередной раз не сложилось, не вышло, не срослось?
Что не так с жизнью? Что не так с нами?

Жизнь шаг за шагом «отсасывает крылья».

И вот тускнеют лица, становятся суше и горше голоса. Всплески веселья все короче и отчаяннее. Грустнеет и как-то съеживается безунывный Кулыгин (Лев Коткин). Гибнет умный и тонкий Тузенбах. Заигравшийся в Лермонтова Соленый (Александр Медведев) становится убийцей. Уходит с полком – не то в Польшу, не то в Читу (эта неопределенность будущего сама по себе может свести с ума), – Вершинин.

Три сестры стоят в пустом пространстве, и некуда им идти. И некому выплакаться. Будем жить! – заклинают они друг друга и себя. Что остается человеку в минуту отчаяния кроме мужества и веры?

«Какие красивые деревья и, в сущности, какая должна быть около них красивая жизнь!»

… А деревья в СТИ и впрямь прекрасны. Белые стволы Александра Боровского(ровнехонько тридцать три – подсчитал Сергей Бархин), подсвеченные волшебным светом Дамира Исмагилова, стоят на авансцене видением из детских беспечальных дней. Рождают десятки стихотворных ассоциаций – от фетовского «про горе шепчутся березы» до есенинского «как жену чужую обнимал березку» (их тут и впрямь обнимают, прижимаются, жалуются, шепчут им что-то).

«Три сестры» – это, может быть, самая жестокая и трагичная история, рассказанная Чеховым» – заметил в предпремьерном интервью Сергей Женовач. Можно добавить, что она снова и снова возвращающаяся к нам новыми ракурсами и поворотами. Как будто Чехов по кольцам деревьев сумел предвидеть русскую жизнь на сто лет вперед.

Источник: http://www.teatral-online.ru/news/21815/