Александр Антипенко родился в Москве, сразу после окончания школы, поступил в ГИТИС, в мастерскую Сергея Женовача, после выпуска в 2021 году был принят в труппу Студии театрального искусства. В спектакле Егора Перегудова «Один день в Макондо», поставленном по роману Габриэля Гарсиа Маркеса «Сто лет одиночества», он играет сына основателя Макондо. В этом придуманном Маркесом селении зрителям предлагается прожить целый день, то есть восемь часов – столько длится спектакль.

— Александр, вы в театральную жизнь не вошли, а, можно сказать, ворвались, у вас уже две большие роли, причем одна из них главная.  В «Макондо» вам достался один из самых беспокойных представителей рода Буэндиа. Что вы про него поняли?

– Это персонаж, задуманный Маркесом как супер-мачо. Он самый большой, самый крепкий из всех, в романе он отвечает за репродуктивную функцию.  И это человек–загадка. У других представителей семьи Буэндиа есть какие-то болевые точки, они сами об этом говорят либо о них говорит автор. О моем персонаже почти ничего не известно, можно только догадываться, что происходит у него внутри, этим он и интересен. Я очень благодарен режиссеру Егору Перегудову за то, что он позволил мне внести в роль что-то новое.  Егор делал этот спектакль несколько лет назад со своими студентами в ГИТИСе, и они вместе придумывали тексты песен-зонгов для персонажей. Сейчас, когда меня ввели в «Макондо», он дал мне возможность пересочинить свои куски, и это для меня очень дорого.

— А как вы решили для себя загадку этого человека?

— Неугомонная душа. Его кидало по всему свету, потому что тяга к отчему дому соединяется в нем с постоянной неудовлетворенностью. У него почти животная энергия, он самый энергичный персонаж в романе, и от него идет дальше род Буэндия.

Вообще «Сто лет одиночества» — это почти библейская история. Первые поколения семьи Буэндия окружают чудеса, магия, а следующие становятся не то чтобы проще, но современнее. А первые два поколения, включая мое, — полубоги.

— Для зрителя «Один день в Макондо» — зрелище завораживающее, но в то же время и не очень легкое, потому что продолжается восемь часов, с перерывом на латиноамериканский обед, который накрывают в фойе. А как этот спектакль ощущают актеры? Что вы чувствуете накануне восьмичасового марафона?

— Я чувствую себя прекрасно, потому что у меня четыре, пять спектаклей в месяц, а остальное время я предоставлен самому себе. А тут ты просыпаешься – и знаешь, как пройдет твой день. Ты уйдешь с цыганами путешествовать по свету, вернешься к матери и отцу, у тебя будет брат и сестра, которые тебя любят. Все прекрасно.

Кроме того, Студия театрального искусства – особенное место, оно построено Сергеем Васильевичем Женовачом, там работают его ученики, и все, кто там служит, не только актеры, но и работники цехов, – это семья. Когда я туда пришел, у меня было такое ощущение, будто я встретился со своими дальними родственниками, с которыми никогда не пересекался.

— Это главный секрет СТИ – как Сергею Васильевичу удается сделать всех своих выпускников родственниками.

— Сергей Васильевич говорит: «Как воспитывать талантливых режиссеров и артистов? Нужно просто собрать талантливых людей вместе, поставить им задачу, и пусть они там варятся».  У нас примерно так и было, мы росли вместе, если кто-то вырывается вперед, остальные должны дотянуться. И это варево, организованное нашим мастером, действует магическим образом. Мы просто смотрели и заряжались его энергией, его любовью к театру, к людям в театре, к материалу, который он выбирает. И это нас объединяет, все пять поколений, уже шестое набрано, все мы заряжены этим полем Сергея Васильевича.

— Ваш студенческий «Гамлет» по-прежнему ездит на зарубежные фестивали?

— Да, недавно мы играли его в Армении, и это был колоссальный опыт – другая страна, другая публика.

— Я, к сожалению, не видела этот спектакль, но знаю, что вы там играете Клавдия. Что же это за Клавдий с таким добрым лицом?

— Вы знаете, мы немножко ушли от шекспировского «Гамлета», придумали собственную историю. Мы делали этюды, и Егор Трухин, наш режиссер, из них составлял композицию. Мой Клавдий с Гамлетом ровесники, и мне не нужно играть короля. Мы обходим это, говорим о другом. О взаимоотношении с родителями – это тема, которая цепляет каждого человека. О том, что нас ждет впереди.

— Ваши родители вас не отговаривали идти в театральный? Ваш отец актер, знает все минусы профессии.

— Вы знаете, я для себя определил, что пойду в театральный, где-то классе в девятом, до этого хотел стать палеонтологом. И вдруг что-то произошло… это зависело не от папы и не о того, что я ходил по закулисью. Мне просто вдруг представилось, что можно создавать миры, в них жить и с помощью этих созданных миров разговаривать с людьми. Меня эта идея заразила.

 Папа сначала меня действительно отговаривал – объяснял, что это очень жестокая профессия. И папа, и мама, и бабушка с дедушкой мне внушали: «Если ты так хочешь, занимайся этим, но оставь себе запасной вариант, у тебя с языками хорошо, иди, например, в таможню». Но в какой-то момент все разом поняли, что отговаривать меня бесполезно, и сказали: «Ладно, рви».

— В октябре в театре «Школа драматического искусства» выпустили спектакль «Собака с дамочкой» по известной повести Антона Павловича Чехова, и там у вас главная роль – собаки, у которой есть свой взгляд на эту историю, да и на многие другие вещи. Режиссер, автор идеи и композитор, студент пятого курса ГИТИСа Георгий Мнацаканов – ваш однокурсник?

— Да, и мы очень дружим. Для меня метасмысл этой работы в том, что я как бы продолжаю обучение. Мы этот персонаж, которого у Чехова нет, сочинили вместе. Был студенческий «гитисовский» подход к задаче, разбор-штурм, а потом этюды, все это мялось, разминалось, и выросло в спектакль.

— Что сказали родители, когда посмотрели «Собаку»?

 — Маме очень понравилось, она сказала: «Тебе бы побольше комических ролей». Папа дал свои замечания и напутствовал: «Работай!» Потому что для молодого артиста важно как можно больше играть хороших, светлых ролей, набивать мозоли, просто делать и делать.

— А вы оставили себе запасной вариант, о котором вам когда-то говорили в семье? На случай, если что-то пойдет не так, как бы вам хотелось?

— Я верю, что у меня все будет хорошо, и прилагаю все свои силы. Мне нравится определение, которое принадлежит, кажется, Ежи Гротовскому: «человек театра». Вот мне хочется быть не актером, не режиссером или сценографом, а человеком театра. Я чувствую себя здесь на своем месте.