“А если когда князя долго нет и княгиня скучают, то положат пред собою от нетерпения часики с такою скорою стрелкой,— мы ее «тиран жизни» прозвали,— и обе вместе, чтобы не заснуть, на эту стрелку, на «тиран жизни», и смотрим”.
Давно собирался пересмотреть спектакль после восстановления, и прошлым летом совсем уж было собрался, даже прочитал (раньше не читал) повесть-хронику Лескова, чтоб подготовиться – а показ внезапно отменили, на следующие я не попадал, и вот дошел только сейчас, когда уже текст первоисточника не так свеж на памяти… от чего, впрочем, за событиями следить увлекательнее. Но меня больше интересовали теперь моменты формальные – например, “оптика” повествования в инсценировке, она любопытная, двойная, потому что кроме наследницы-внучки (Анна Рудь, чья работа требует некоторой самоотверженности, поскольку роль в основном к функции нарратора и сводится, участие в сюжете принимает она “по касательной” и как бы “задним числом”) второй “рассказчицей” в спектакле выступает горничная Ольга Федотовна (Ольга Калашникова), и это задает неординарный с точки зрения нарратива “стереоскопический” эффект для рассмотрения проблематики очерка как изнутри (семьи, рода – “род проходит и род приходит, земля же вовек пребывает”), так и со стороны (но взглядом человека не чужого, заинтересованного, пристрастного – Ольга Федотовна, само собой, не родня и не ровня Варваре Никаноровне, княгине Протозановой, она ее прислуга, но друг другу они ближе, чем кто-либо…). У спектакля есть, конечно, проблемы – больше связанные даже не с тем, что он идет давно, а с тем, что играется слишком редко (и это было очень заметно… думается, после короткого перерыва второй показ удачнее должен пройти), хотя “возраст” для изначально молодежной (с единственным возрастным актером Сергеем Качановым) постановки чрезвычайно солидный… я-то впервые смотрел “Захудалый род” аж 18 (восемнадцать!) лет назад, и уже не на премьере –
– хотя выпускался он не как студенческий диплом, но все-таки на съемных площадках и со вчерашними студентами, а сейчас некоторые исполнители остались из первого состава (в том числе и незаменимая Мария Шашлова в роли княгини Варвары Никаноровны Протозановой, а также Андрей Шибаршин – князь Протозанов, погибший на войне с французами любимый супруг героини, Сергей Пирняк – французик Жигошка, Сергей Аброскин – гонимый всеми философ Мефодий Мироныч Червёв, ключевая для философии спектакля, даже более, чем первоисточника, фигура, именно после встречи с ним в княгине происходит окончательный, непоправимый внутренний надлом и она сознает, что противоречия между ее характером и мироустройством вокруг непреодолимы ни ее усилиями, ни внешними обстоятельствами, ее род пройдет, а земля пребудет…), а некоторые добавились с годами из последующих выпусков ГИТИСа и заменили прежних, особенно яркий и заметный ввод – Никита Исаченков в роли Дормидонта-Донкихота Рогожина (оказывается, пять лет уже играет… вместо Алексея Верткова); отметил Игоря Лизенгевича (в двух второплановых ролях – крестьянина Архара Ивановича и мыслителя-реформатора Журавского, друга Червёва) и Александра Прошкина (колоритный, но несколько “масочный” трубач-пьяница Грайворона, и более динамичный во всех отношениях образ кучера Зинки-Зинобея), которых помню в их дипломах, как и много позднее выпустившегося Льва Коткина (очень успешный ввод на роль графа Функендорфа). Впрочем, при любом составе аллегорический минимализм оформления (декорация Александра Боровского отсылает к стенам из семейных портретов древнего рода с разнокалиберными окнами-“рамками”, отчасти напоминая также иконостас…) и упор на текст, слово, интонацию оставляют спектакль как пример повествовательного, почти “литературного” театра, и при том, оглядываясь на первоисточник, отмечаешь, что конструктивно повесть Лескова значительно переработана, массивы текста перераспределены и разложены на голоса разных персонажей (опять-таки важный, концептуальный упор сделан на встречу княгини Варвары Никаноровны с Червёвым – последний тут выступает чуть ли не резонером по факту… что в структуре лесковского текста не столь очевидно и, пожалуй, по отношению к авторской позиции небесспорно), и тогда претензии возникают – говорю за себя – уже к Лескову, который своим исключительно смачным языком, живостью характеров, увлекательностью истории ловко подменяет фундаментальные понятия в угоду собственной дидактичной морали, выдавая потомственное раболепие за искреннюю преданность – только что же видел “Холопов” Андрея Могучего в БДТ и по поводу “Захудалого рода” не мог про них не думать –
– шовинизм за верность предкам, изуверство и мракобесие за приверженность традиции и вере… короче, не все так просто и с Лесковым, которого я за последние годы вообще как-то объемно вдруг освоил (прочитал также два самых крупных его романа, “Некуда” и “На ножах”, плюс вещи помельче – а это не одна тысяча страниц в общей сложности – и даже Достоевский в сравнении с Лесковым покажется либералом-космополитом), но спектакль уклона “задушевного”, сентиментально-благостного (с легкой “перчинкой” эксцентрики, но тоже умильной, не гротескной), идти “вглубь” текста и подавно контекста (социального, исторического… политического – божеупаси!!) не предлагает, он сосредоточен на судьбах конкретных людей, которые в отдельных эпизодах выглядят забавными, но логика их развития фатальна.
Источник: https://users.livejournal.com/-arlekin-/4805704.html
вся пресса