В начале ХХ века в русском театре было много ярких личностей и интересных поисков, почему именно система Станиславского воспринимается как актерская библия?
Константин Сергеевич Станиславский ничего не придумывал и не привносил ничего неожиданного, он просто, как человек великий и глубоко чувствующий, впитал все то лучшее, что было в театре до него. Часто даже формулировки принадлежат не ему. «Истина страстей в предполагаемых обстоятельствах» – это формула Пушкина, Станиславский только заменил предполагаемые обстоятельства на предлагаемые. Ему удалось сознательно подойти к бессознательному, свести навыки к определенной системе, которая была бы необходима очень талантливым людям. Он дал направление, как через труд, через работу над собой, над ролью, над профессией заставить в себе бессознательное вибрировать, разбудить в себе художника. Другое дело, есть большая проблема в том, что эстетику Московского Художественного театра и эстетику режиссера Станиславского путают с теми законами, которые им сформулированы. Андрей Александрович Гончаров, потрясающий режиссер и педагог, говорил, что эстетика меняется каждые семь-десять лет, но есть корневые вещи, есть объективные законы существования артиста в присутствии зрителя. Поэтому, когда говорят, что надо работать по Станиславскому и в пьесах Чехова делать «четвертую стену», это наивно. А если люди идут от драматургии Чехова, потому что их «обожгло» содержание пьесы, если они понимают способ мышления автора и по-своему пытаются осмыслить пьесу, ища свой сценический язык, свою манеру, свою эстетику, – вот это и есть «по Станиславскому». Станиславский же не пришел к каким-то конкретным выводам, он просто всю свою жизнь пытался объяснить необъяснимое. Система Станиславского талантливыми людей не сделает, но, опираясь на нее, можно прийти к самому себе, научиться понимать театр. И поэтому любой мыслящий человек, занимающийся театром, мимо Станиславского пройти не может.

В чем для вас главное открытие Станиславского?
Станиславского невозможно сформулировать, невозможно свести его к двум-трем строчкам. Все начинают с «Моей жизни в искусстве», потом пытаются разобраться в «Работе актера над собой». Дальше возникают письма, дневники, записи репетиций. Станиславский – это постоянный поиск, постоянное изменение. И если бы не было Станиславского, театр ХХ века был бы другим. Замечательный режиссер Ежи Гротовский отталкивался от метода физических действий, над которым Станиславский размышлял в конце жизни и который даже не успел до конца сформулировать. Лично для меня у Станиславского важны понятия театра как ансамбля, единого художественного целого, и режиссера как сочинителя спектакля.

Сам Станиславский был очень разный, даже как режиссер. Брехт говорил, что «Горячее сердце» во МХАТе поставлено по-брехтовски. Станиславский первым использовал сукна на сцене, он же придумал, как показать в театре фантастику, у него был замечательный спектакль «Месяц в деревне», в котором актеры почти все время сидели на диване без перемены мизансцен, и в «Гамлете», где использовались великие крэговские ширмы, он принимал участие…

Историк театра Инна Соловьева считает, что система Станиславского – это набор приемов, которые Константин Сергеевич разработал, прежде всего, для себя самого и преподавать «систему» как науку неправильно.
Инна Натановна – великий театровед, с ней я спорить не стану. В актерской профессии вообще научить ничему нельзя, можно только, самому что-то пробуя, приобрести какие-то навыки, чтобы твоя внутренняя природа раскрылась. И Станиславский показывает нам дверцы, в которые нужно стучаться. Станиславский, повторюсь, столько всего обобщил, уточнил, нашел, подсказал, сформулировал… Можно отрицать, например, понятие замысла и говорить, что спектакль нужно придумывать прямо на сцене, но это все равно лукавство, потому что если материал и актеры выбраны, значит, замысел уже есть. И даже решение режиссера искать стиль, жанр и содержание во время репетиций – это уже замысел. Станиславский говорил: неважно, от чего ты идешь, важно, что ты идешь, что ты движешься. Станиславский – это движение. Его размышления нельзя брать «напрокат», за ними нельзя прятаться. Просто они помогают тебе работать на порядок выше.

То есть Станиславский проговорил настолько базовые вещи, что отрицать их просто странно?
Система нужна, когда не что-то не получается. Если ты можешь сразу придумать спектакль, не надо ничем этим заниматься. Но, если зашел в тупик, надо вспомнить, что существует природа конфликта, событие, перспектива, сверхзадача. Можно не употреблять слово «сверхзадача», но некий смысл, ради которого все затевается, все равно должен быть. Или термин «событие», без которого вообще ничего в режиссуре понять невозможно. Другое дело, что подразумевать под событием и как к нему относиться – каждый режиссер это уже по-своему определяет.

Осознанно работать над своим телом, над памятью, воображением первым в театре начал Константин Сергеевич. Он придумал набор упражнений, как разбудить в себе актерскую природу. Он ввел гимнастику как основополагающий элемент, а потом Мейерхольд развил из нее биомеханику. Есть некая эволюция театрального процесса.

Кроме того, Станиславский заставил актеров не просто выходить на сцену и играть, как Бог на душу положит, а трудиться и все время постигать законы актерской природы. Станиславский понимал, что талант ведь – вещь капризная и прихотливая, он с годами меняется, а может вообще уйти, если ты не будешь работать на собой. И хотя природа таланта каждого артиста уникальна, невозможно существовать на сцене только благодаря природным качествам, надо все время будоражить свою актерскую природу, а иначе она успокаивается. Станиславский вообще требовал занятий театром 24 часа в сутки, он был одержим театром. Сейчас актерская профессия – это карьера, а тогда театр был призванием, служением, внутренней потребностью и стремлением к совершенствованию. А без Станиславского совершенствоваться невозможно. Читать его – большая радость и большой труд. Он помогает вырастить в себе художника и понять самого себя.