Теперь, когда у него появился собственный театр “Студия театрального искусства”, придет черед разговора о его лидерских и руководящих свойствах. Потому что прежде Сергей Женовач был только постановщиком, чьи спектакли неизменно становились событиями отдельно взятых сезонов и вообще текущей нашей театральной жизни. Правда, был период, когда Женовач руководил Театром на Малой Бронной. Но период руководства этим театром есть в биографии не его одного, причем ни один долго на посту не удержался в силу специфических особенностей этого театра.

Женовач – конечно, лидер, но особого типа. Его воля визуально не проявляется ни в характере режиссуры, ни в манере поведения. В первом случае кажется, что он “умирает в актерах”, а во втором – что он органически не любит управлять массами, напротив, ценит небольшую компанию людей, с полуслова понимающих друг друга. Несмотря на это (а может быть, именно поэтому), сила этой личности очевидна. Такой силой обладают либо проповедники, либо учителя, либо художники, тихо и упрямо сплавляющие эстетический закон с законом нравственным. Женовач берет не декларациями, а убеждениями. Кто-то уже записал его в адепты русского психологического театра, назвал традиционалистом. Правда, никто при этом не говорил, что в транскрипции Женовача эти проявления выглядят несовременными или, пуще того, ретроградными. Но на самом деле даже эти определения мало что говорят о том театре, который сам Женовач упорно осуществляет. Сказать, что в его спектаклях мало метафор или иных острых приемов, будет не совсем правильно. Утверждать, что он чужд концепций и следует букве первоисточника, тоже будет неправдой. Женовач – ученик Петра Фоменко, пожалуй, самый на сегодня последовательный. Так ведь и у Фоменко при всей классичности пропорций его театра нет ни буквоедства, ни подобострастия к литературному оригиналу. Зато есть школа прочтения, когда мотивации, акценты и образный ряд явно вырастают из текстовой ткани. Но имеют при этом собственный, авторский, вкус и запах.

Женовач – наследник. Но скорее не метода, а отношения к событиям и людям. Человеческий фактор в его постановках очень важен. Атмосферный – тоже. Ткань спектакля составляется из наблюдений за людской повадкой, из мельчайших движений и вздохов, и из отношения к человеческой породе, где пороки и добродетели видятся продолжением друг друга. Человеколюбие очевидно, но в нем нет благости, а есть признание прав, есть нескончаемый интерес к жизни как таковой и есть мягкий юмор, без которого все это могло бы стать пресным.

Он начинал практически одновременно с первыми, ныне знаменитыми “фоменками”, и его “Владимира третьей степени” по сей день не забывают те, кто его видел. Там было придумано такое дивное житье-бытье господ и дворни, у которых все привычки, все приоритеты были едиными. Круговая порука лени, хитрости и простодушия создавала неподражаемый комический эффект, это был обезоруживающе правдивый и вместе с тем совершенно не карикатурный Гоголь. Спустя годы Женовач поставил в Театре на Малой Бронной “Ночь перед Рождеством”, где мелкая бесовщина мирно прорастала в менталитет деревенских жителей и все отлично уживались друг с другом.

Женовач ставил Достоевского, потом Грибоедова. “Горе от ума” было его первым опытом сотрудничества с Малым театром, и опыт этот оказался удивительно плодотворным. Фамусовская Москва, сыгранная корифеями Малого, царствует в этом спектакле и стала его сквозной, остросовременной темой. Потом здесь появилась “Правда – хорошо, а счастье лучше”, легкая, лиричная, ароматная, будто пахнущая антоновскими яблоками, комедия Островского. И наконец, мольеровский “Мнимый больной”, спектакль изысканной красоты (декорации делал постоянный соавтор Женовача Александр Боровский), искрящегося юмора, за которым неожиданно слышны совсем не фарсовые, скорее философско-печальные аккорды.

В МХТ режиссер поставил “Белую гвардию” М.Булгакова, занял в ней телезвезд Хабенского, Пореченкова и Семчева, которые выдают нешуточную человеческую кантилену. Ничего не стал менять в “советском” варианте пьесы, оставил ту самую концовку, где герои с надеждой смотрят в завтрашний день. Но спектакль получился, разумеется, не об этом. Он – о замечательной породе людей, которая вынуждена приспосабливаться к чудовищным обстоятельствам, но не ломает своего внутреннего стержня. Эти люди оказываются важнее и дороже любых политических режимов и любых вымороченных идей.

Наконец-то Женовач, который уже давно преподает, обзавелся собственным театром. То, что театр возник из учеников, что он рождался в процессе обучения и его идеология формировалась одновременно с эстетикой, одним общим дыханием и ростом, – закономерный для Женовача результат. Тут режиссеру не надо было навязывать убеждений, прививать привычку, обращать в веру – все произошло самым естественным образом, как бывает у одаренного учителя с одаренными учениками. “Студия театрального искусства” – редкий плод, возросший на нашей замусоренной театральной почве. В нем видны не только хорошая выучка и обаятельная молодость, но – качественный изначальный замес. Эти ребята не просто играют с наслаждением, они, похоже, знают, зачем играют, про что играют и куда будут двигаться дальше. Они очень нравятся и публике, и критике. Но, уж точно, не только для этого выходят на сцену.