Сергей Женовач превратил комедию Николая Гоголя «Ревизор» в спектакль «Лабардан-с»

На занавесе «Студии театрального искусства» – диалог, взятый у Хлестакова и вложенный в уста самих классиков: «Ну что, брат Пушкин? – Да так, брат, так как-то всё…» За занавесом – римские термы, где плещутся герои; про иронию судьбы, отмочившей чиновникам русского города N. такую злую шутку – с лёгким паром!

Спектакль Сергея Женовача – спектакль молодого человека. Хулиганский, азартно упивающийся дерзкой идеей – перенести «Ревизора» в баню, место, облюбованное для «тёрок» деловыми и государственными людьми. Не испокон веков, но точно с излёта «совка». Не только ради абстрактной душевности – исходя из чистой прагматики:

прослушку не спрячешь, когда из всей одежды лишь нательный крест.

И в «Лабардан-се» вся элита гоголевского городка, собравшаяся услышать пренеприятное известие, скидывает последние простынки, прежде чем Городничий откроет секретную информацию; одна из многих политически точных деталей спектакля про народ, который крестится и грешит как заведённый.

Простыни, прикрывающие наготу, сходны с тогами – отличный метоним имперских амбиций, не оставлявших что господ, что рабов ни в пору «развитого социализма», ни в момент расцвета госкапитализма. Название изменено, хотя изменения, внесённые в текст, минимальны; полностью купированы разве что все сцены за пределами дома Городничего, что логично. Иначе назывался и «Ревизор», открывавший этот год – спектакль Юрия Бутусова «Р». Кстати, на сайте «Сатирикона» имени драматурга Михаила Дурненкова теперь не найти – опальный автор (и поди не главный «ревизор» с удостоверением президента приказал, кто-то из начальников пожиже),

но вообще сегодняшнему российскому руководству давно пора объявить вне закона и самого Гоголя.

Да и всех отечественных классиков – если хорошенько прочитать, никакой пользы действующему общественному устройству.

Впрочем, всё равно никто не слышит; со школьной скамьи ржут над диалогами: «Право, война с турками. Это всё француз гадит. – Просто нам плохо будет, а не туркам». А по-прежнему и нам плохо, и объяснение готово: конечно, француз гадит. Дурная бесконечность определяет и вечную актуальность именно сатирической, не метафизической, стороны «Ревизора»;

что было, то и есть; а кто виноват? Пушкин.

Угнетающее осознание; но «Лабардан-с», напомню, спектакль молодого человека, не склонного к депрессии. Этот человек, даже обладая зрелым знанием о неискоренимости социальных болячек, не отказывает себе в удовольствии хлёстко, с силой по ним пройтись – как мускулистый банщик, жмущий-мнущий так, что кости трещат; но не из садизма, а с целью повлиять; излечить; вразумить. И отношения Хлестакова с женщинами Городничего – «волочусь напропалую за его женой и дочкой; не решился только, с которой начать» – сверкают сексуальной задоринкой.

«Ревизор» даёт поводы для сколь угодно невесёлого (пусть и смешного) зрелища; «Лабардан-с» остаётся работой светлой – и внешне, по цветовой гамме: малахитовая облицовка купален, белые накидки, румяные тела. И содержательно, по интонации, далёкой от брюзжания и безнадёжности;

в бассейн как в омут с головой здешние черти бросаются не раз, но как-то выныривают; не то, чтобы сухими из воды, но живы-живёхоньки; других-то в России нету; «а впрочем, народ гостеприимный и добродушный».

Главное, не говорить с ним о политике. «…этот офицер (…) кроток и добродушно рассудителен, но когда говорят о политике, то выходит из себя и с неподдельным пафосом начинает говорить о могуществе России и с презрением о немцах и англичанах, которых отродясь не видел. Про него рассказывают, что когда он, идучи морем на Сахалин, захотел в Сингапуре купить своей жене шёлковый платок и ему предложили разменять русские деньги на доллары, то он будто бы обиделся и сказал: «Вот еще, стану я менять наши православные деньги на какие-то эфиопские!» И платок не был куплен». Это, если что, Чехов – а как по-гоголевски звучит.

Пьесу «Ревизор» предуведомляют «замечания для господ актёров» – у кого каков характер, кто какое платье носит.

Баня в «СТИ» проблему костюмов решила – или, наоборот, усложнила: тут каждому следует играть свой воображаемый костюм.

«Одёжка», по которой встречают, удалась у Городничего Дмитрия Липинского – он, как говорят старики-театралы, фактурный; с убедительной бородой – как на рекламе хорошего барбер-шопа; всем Голова. Перед ним готовы раболепствовать. Лучше всего – и хитрó, и благоговейно, с особым бюрократическим артистизмом – получается это  у почтмейстера Шпекина в исполнении Александра Суворова.

Хлестаков Никиты Исаченкова и без штанов выглядит как персонаж, что одет по моде; как Гоголь написал. А вот приглуповат-ли, несмотря на то, какие рожи корчит, сомневаюсь; молод и усмиряем добрым слугой Осипом (Сергей Качанов), но, кажется, отнюдь не дурак, цену людям понимает – да и немалую часть хлестаковщины произносят сами горожане, Иван Александрович только поддакивает, кивая нетрезвой головой.

Да, алкаш – а кто нет?

В одной же из мизансцен возлежит на руках волокущих его бездыханный от еды и питья организм, словно распятый Христос – возможно, не только ради сценического «красного словца», но и как отсылка к чистосердечию и простоте, искомых Гоголем у этого персонажа.

© Фотографии Александра Иванишина предоставлены пресс-службой театра

Источник: https://www.coolconnections.ru/ru/blog/posts/Labardan-s