Премьера прошлого сезона, спектакль «Студии театрального искусства» Сергея Женовача “Москва-Петушки” номинирован на театральную премию “Золотая маска” сразу в трех категориях. Благодаря этой тонкой, кружевной, пунктирной постановке Сергей Женовач может быть назван лучшим режиссером сезона, актер Алексей Вертков – лучшим исполнителем, а сам спектакль – лучшим в жанре драме малой формы. В чем загвозка? Повесть Венички Ерофеева “Москва-Петушки” тонка и призрачна. Сумрачная, хрупкая, рассветная. И как она манит театралов! Как любо и просто бывает режиссеру и актерам “оторваться” на разгульной и беспробудной пьянке – такой, о которой складывают грубоватые, зато для всех смешные анекдоты. Но никто не мог заподозрить Сергея Женовача в том, что он пойдет по этому пути. Он и не пошел. Наверно, поэтому сегодня, хотя со дня премьеры прошло уже почти полтора года, на этот спектакль все билеты проданы “под ноль”, фанаты и поклонники театра буквально “свисают с балкона”, а спектакль выдвигается на “Золотую маску” сразу в трех номинациях. Ведь и правда: удача сразу по трем пунктам.

“Хорошая люстра. Но уж слишком тяжелая. Если она сейчас сорвется и упадет кому-нибудь на голову — будет страшно больно… Да нет, наверное, даже и не больно: пока она срывается и летит, ты сидишь и, ничего не подозревая, пьешь, например, херес. А как она до тебя долетела — тебя уже нет в живых. Тяжелая это мысль: ты сидишь, а на тебя сверху — люстра. Очень тяжелая мысль…” Эти слова, прозвучавшие из середины зала, поневоле заставили зрителей оглянуться и с опасением уставиться на гигантскую люстру, в самом деле опасно нависающую над креслами. На протяжении всего действа другая люстра, не менее тяжелая, будет трястись и дрожать над актерами на сцене. А расскажет нам про люстру и про многое другое сам Веничка. Актер Алексей Вертков – в костюме с иголочки, только галстук-бабочка немного помят. Да и сам Веничка немного помят, и голос хриплый, и движения мягкие, расслабленные, похмельные. Внешне Вертков ощутимо похож на самого писателя – Венедикта Ерофеева. И ему веришь с самого начала.

С самого начала, когда он рассказывает про Кремль, которого, сколько ни ходил по Москве “напившись или с похмелюги”, так ни разу и не видел. Когда он ласково, медленно, тепло говорит, вызывая каждой репликой в зале хохот: “Вы, конечно, спросите: а дальше, Веничка, а дальше — что ты пил? Да я и сам путем не знаю, что я пил. Не мог же я пересечь Садовое кольцо, ничего не выпив? Не мог. Значит, я еще чего-то пил”. Смешно, конечно, — особенно тем, кто повесть не читал. Но не смеха добивается Сергей Женовач, а сочувствия. “О, эфемерность! О, самое бессильное и позорное время в жизни моего народа — время от рассвета до открытия магазинов! Сколько лишних седин оно вплело во всех нас, в бездомных и тоскующих шатенов! Иди, Веничка, иди”.

Не конкретному алкоголику, страдающему с похмелья, предлагается сочувствовать. А всем тем, кто в данное мгновение слаб, кто мечтает о месте на земле, “где не всегда есть место подвигу”. В советские-постсоветские годы повесть имела один смысл, сегодня – другой, когда в моде активность, позитив и тот самый “деятельный склад натуры”.

“Отчего они все так грубы? Когда у человека с похмелья все нервы навыпуск, когда он малодушен и тих? Если бы весь мир, если бы каждый в мире был бы, как я сейчас, тих боязлив и был бы так же ни в чем не уверен. Никаких энтузиастов, никаких подвигов, никакой одержимости! — всеобщее малодушие”.

Алексею Верткову дано в спектакле много партнеров: ангелы небесные (милые девчушки в белых комбинезончиках), прекрасная девушка с рыжими ресницами (та, что ждет на перроне Петушков – впрочем, в спектакле она оказалась пошлой полуголой шлюхой с банкой малосольных огурцов в руках) и с десяток попутчиков в электричке “Москва-Петушки” с гранеными стаканами в руках. И все равно наш Веничка – один.

Один, почти что сам с собой вспоминает пьющего Мусоргского и Тургенева, что так писал про любовь. Один рассуждает о причинах пьянства русского народа, которые, кажется, с тех пор и не изменились: “С отчаянием пили! пили оттого, что честны! оттого, что не в силах были облегчить участь народа! Народ задыхался в нищете и невежестве, почитайте-ка Дмитрия Писарева! Он так и пишет: “Народ не может позволить себе говядину, а водка дешевле говядины, оттого и пьет русский мужик, от нищеты своей пьет!”

Сегодня все так и есть. Водка дешевле говядины, на рынке не продают Гоголя и Белинского, алкогольные отделы в магазинах закрыты с ночи до утра, а слабый человек тих и одинок. Спектакль “Москва-Петушки” Сергею Женовачу оформил знаменитый художник Александр Боровский. Сценография проста, как и все в этом спектакле, но очень интересно работает: стол со стульями способен взять и полностью перевернуться под сцену, матрас может поступить так же, а за сборчатыми белыми шторами, как в консерваториях или советских ресторанах, прячется кремлевская стена, которую Веничка увидит в финале, перед смертью, вместо долгожданных Петушков. А программка спектакля оформлена эскизом отца Александра – Давида Боровского — к неосуществленной постановки повести Ерофеева в Театре на Таганке. Спектакль, конечно, заслуживает премий. За интонацию, в высшей степени интеллектуальную и тонкую. За то, что даже знаменитые рецепты коктейлей с денатуратом или рассказы “про плохих баб” не вызывают в зале лошадиного гогота. Нет, каждый посмеивается в одиночку, там, где именно ему смешно. И залу передается это чувство священной слабости, за которое уже можно пожалеть человека. “Потому что слабость велика, а сила ничтожна”, — как сказано в фильме Андрея Тарковского “Сталкер”.