Спектакль “Мальчики” был включен в программу фестиваля “Золотая маска” (2006 год) и в молодежную программу VI Международного театрального фестиваля им.А.П.Чехова. “Мальчики” – история отношений Алеши Карамазова и гимназистов, театр по Достоевскому без достоевщины. Сергей Женовач и молодые актеры Театра “Студия театрального искусства” говорят о своих героях в непривычной сердечной простоте. Этот спектакль сделан с дальним прицелом. Сокровенным желанием Достоевского было всеобщее примирение через сострадание, переход от драки к любви. Мысль Достоевского осталась и сейчас обретает то же самое значение, что и в те времена.
Мы беседуем с актерами “Студии театрального искусства” – Анастасией Имамовой, Тихоном Котрелевым, Максимом Лютиковым, Мириам Сехон и Александром Обласовым.

– Как вы считаете, трудно сейчас ставить Достоевского? Особенно большие произведения?

Александр: Многое зависит от режиссера. Если есть хороший руководитель, с ним все легко. Спектакль – это в первую очередь результат работы с замечательным педагогом.

Тихон: В случае со спектаклем “Мальчики” мы столкнулись с тем, что Сергей Васильевич Женовач сам составил свою композицию. Это его видение романа. Ведь нет “готового” Достоевского, у каждого режиссера своё сценическое прочтение. Сергей Васильевич нашел свою болевую точку.

– Это был этапный спектакль? С него всё началось?

Тихон: Нет. Наш первый спектакль – “Об-ло-мов-щи-на…”. Сейчас мы его восстановили на сцене филиала театра имени Маяковского.

Александр: После “Об-ло-мов-щи-ны…” была “Поздняя любовь”, потом Шекспир – спектакль “Как вам это понравится”, а уже затем – “Мальчики”, “Marienbad” и “Ехай”

Тихон: То есть в нашей копилке уже шесть спектаклей.

– А есть проблема с помещением? Есть пространство, которое вам больше нравится?

Александр: Когда мы вместе, любое пространство хорошо.

Тихон: Некоторые наши спектакли зависят от сценического пространства. Поэтому сейчас мы не все спектакли показываем. В мае в Центре имени Мейерхольда состоялась наша первая премьера: “Захудалый род” по неоконченному роману Николая Лескова.

– А где бы вам хотелось сыграть? Или, может, вам хотелось бы сыграть кого-то, и какая-то роль ждет вас?

Мириам: (решительно) Я хочу сняться в черно-белом немом кино!

Максим: Малобюджетном.

Мириам: Да, в малобюджетном. Даже необязательно в черно-белом, но немом – это мечта!

– Мириам, вы в 90-х годах путешествовали с интернациональным театром, вместе с родителями. А какие впечатления от поездки? Есть ли разница в театральной традиции?

Мириам: Театр, в котором я жила, был совсем иной. Там все было по-другому. Тридцать пять лет назад собрались студенты парижской школы Жака Лекока из разных стран и создали театр. Стали работать в шапито, жить в караванах, путешествовать по всему миру. Жили одной семьей: дети, собаки, школьный автобус… В этом театре нет режиссера, и спектакль создается актерами. Много внимания уделяется пластике, у каждого своя техника, разминка. Своим опытом все с удовольствием делятся с коллегами. Нет никаких стилевых и жанровых ограничений: маски, ходули, огонь вместе с традиционными театральными приемами… Это целый мир. Ты не работаешь в театре, а живешь в нем.

– А вы не могли бы рассказать про спектакль “Marienbad”?

Александр: Этот спектакль поставлен по роману Шолома-Алейхема, который сам автор обозначил как “путаницу в письмах, любовных записках и телеграммах”. Это комедия о том, как варшавские евреи, ведут оживленную переписку между Варшавой и модным курортом Мариенбадом. Этот спектакль, как и другие, – результат четырехлетней работы. Четыре года мы все делали сами. Сами ставили свет, делали декорации…

Максим: Это же такое удовольствие – самому переложить чемодан, перекидать вещи. А сейчас приезжаешь…

Мириам: …А за тебя уже все перекидали!

Максим: Точно – перекидали.

– У вас что же, ностальгия по тем старым мольеровским временам, когда актеры сами себе шили костюмы?

Максим: Ну, не ностальгия. Но все-таки, когда все делаешь сам, другое ощущение.

– Вы как семья существуете? Как вы проводите свободное время?

Александр: Мы действительно как семья, ведь даже свободное от работы время мы часто проводим вместе.

– Вы что, никогда не ссоритесь?

Мириам: Если мы в условиях курса и ссорились – это одно. Студенческая жизнь закончилась, и наш курс – это уже театр, мы работаем вместе. Вне театра между нами случается и любовь, и ссоры, но здесь, в театре, мы – единая команда. А какие у тебя или у кого из актеров сложились отношения вне площадки – никого не интересует.

– А возможна ли при таком организующем центре импровизация?

Тихон:Конечно! Сергей Васильевич дает нам попробовать, придумывать свою роль, сцены самим.

Мириам: Бывает, что на одной репетиции сцена выглядит так, на другой по-другому. Мы порой сами не знаем, откуда что берется в процессе. На репетициях, спектаклях каждый вносит что-то свое, потом это меняется. Сергей Васильевич точно знает, что нужно для спектакля, и мы доверяем ему.

– Как вы относитесь к тому, что часто люди уходят из актерской среды? На ваш взгляд – почему? Не могут привыкнуть к тому, что надо врастать в образ, в чей-то характер и проживания чужой жизни?

Мириам: Есть актеры, которые склонны преувеличивать степень “актерского самозабвения” при работе над ролью, на сцене. Мне кажется, роль – это скорее рассказ о персонаже, а не перевоплощение в него. Это все-таки игра. Нужно попытаться найти идеальный баланс между собой – артистом, собой – человеком и персонажем.

Александр: Чаще всего уходят из профессии от невостребованности, безденежья. Не выдерживают ожидания и уходят в “околотеатральные” или какие-то другие профессии.

– Как вы работаете над ролью? Для вас важен внешний облик? Начинаете ли вы с внешнего, с грима, или с внутреннего?

Тихон: Да каждый раз – по-разному… Многое зависит от литературного материала, от автора. Важно понять, каким в этой роли хочет видеть тебя режиссер. Вот Сергей Васильевич как никто умеет работать с актерами, он не торопит, объясняет, рассказывает. Внешний облик важен, конечно. Костюмы, грим, манера держаться, ходить – это всё “работает” на роль, на раскрытие образа. Но самое главное – это чтобы было интересно пройти с этим персонажем какую-то историю, какую-то часть его жизни, понять его поступки и причину его трудностей.

– А случается так, что вы играете образ, который вам неприятен?

Александр: Конечно. Мы же играем разных героев…

– А не хочется показать такого героя зрителю и сказать: “посмотрите на меня! вот такая я свинья!” Или вы все-таки адвокаты своих героев?

Анастасия : Конечно! Актер должен защищать своего героя, вступаться за него. Ведь чтобы разобраться в человеке, надо его понять и объяснить другим!

Тихон: Можно сравнить и с живописью. Например, если предмет изображен плоско, то он не интересен, а как только у него появляется перспектива и тени, картина становится объемной и интересной.

Анастасия: Надо понять логику персонажа, тогда тебе не придется его оправдывать. Пока работаешь над ролью, постепенно понимаешь мотивацию поступков, образ мышления…

Мириам: В хорошей драматургии не бывает однозначно положительных или отрицательных персонажей.

Анастасия: Если ты понимаешь своего героя, то тебе не надо уже ни обвинять, ни оправдывать, все видно, и характер ясен.

Мириам: Если ты играешь персонажа-злодея, то не станешь же, выходя на сцену, сразу изображать: вот какой я злодей! Ну и что потом? Можешь сразу с этой сцены уходить. Гораздо интереснее все время показывать разное, делать это постепенно. Если нам кто-то нравится, то нравится целиком, со всем плохим и хорошим, что в нем есть. Так и с героем.

– Современная молодежь гораздо больше увлекается музыкой, чем кино или театром, посещает концерты, дискотеки, ночные клубы. А вы ходите на концерты или танцевать?

Мириам: Конечно. Мы ходим на выставки, в музеи. Да кто куда! А в музыке мы предпочитаем классику.

– А самим вам доводилось принимать участие в каких-нибудь музыкальных проектах? Максим:Вон Мириам у нас поет в ансамбле.

Мириам: Это я случайно попала в электронно-джазовый проект. Называется “Green Point Orchestra”, им уже шесть лет. Музыка, которую играет эта группа, – это сочетание электронного звучания и живых инструментов, иногда очень неожиданных. И необычный, оригинальный mix – лаундж, джаз, даб, немного этнических мотивов. А еще у меня есть группа, состоящая из семи девушек. Мы играем музыку в стиле 30-50-х годов. Пока мы называемся “Татьяна”.

– Вы видите разницу между театром и кино? Изменяется ли как-то ваша манера игры?

Тихон: В театре интересно играть – это ежеминутные, неповторяющиеся живые мгновения. Спектакли никогда не бывают одинаковые – разное настроение бывает у актеров, разный зритель. Меняются интонации, акценты, нюансы какие-то новые появляются. Спектакль начинает жить своей “самостоятельной” жизнью, развиваться. А кино – это немного другое искусство. Сняли фильм – и всё, это “навсегда”, изменить или подправить уже ничего невозможно. В театре актер играет перед зрительным залом и чувствует настроение зала, за спектакль “проживает” целую жизнь. А на съемках актер работает перед камерой, играет какой-то небольшой кусок своей роли. И очень многое зависит от работы оператора, режиссера, всей съемочной группы.

Мириам: Часто такое бывает, что репетируешь спектакль пять месяцев, а когда выходишь на сцену, осознаешь, что уже ничего не понимаешь и не помнишь (смеется).

– А бывает такое, что зал разный?

Анастасия: Зал всегда разный! Вот когда мы играли в Корее, зал просто тихо сидел, и непонятно было: как зрители в целом реагируют на происходящее. А после окончания спектакля, они встали, чинно похлопали и ушли. И всё.

– В какой, простите, Корее? Максим: В Южной, в Южной! А там везде они очень дисциплинированные. Мириам: Одна женщина, которая более- менее разговаривала по-русски, объяснила нам, что, если даже тебе спектакль не нравится, ты должен досмотреть его до конца. Такое вот воспитание.

Тихон: Зато ни одного раза мобильный телефон не зазвучал! (общий смех)

– А вам сильно мешают звонки мобильных телефонов во время спектаклей?

Тихон: Конечно, мешают.

Александр: Это мешает и актерам, и самим зрителям.

– Вы сильно устаете после спектакля?

Анастасия: Всегда по-разному, но чаще всего после спектакля хочется подумать. Я думаю, что зрители не должны видеть актеров, как до, так и после спектакля – обязательно должен пройти какой-то определенный промежуток времени.

– Почему?

Анастасия: Ну, зачем же так сразу разрушать созданный на сцене образ? Должна остаться некая тайна.

– Расскажите, как вы проводите свободное время, праздники?

Александр: Однажды девочки на 23-е февраля посадили нас в автобус, но не сказали – а куда, собственно, мы едем… В итоге привезли нас в драматический театр в Рязани, где мы должны были экспромтом играть. Это было очень неожиданно!

Мириам: А после этого на 8-е марта мальчики, так же не сказав нам – куда именно мы едем, заказали автобус. И мы приехали в бассейн и мы купались с большой белухой и дельфинами!

– Сейчас молодежь все чаще предпочитает поход в театр простому стоянию на углу с бутылкой пива…

Мириам (смеется): Это как сказать! Я и сейчас у себя рядом с домом вижу такие кучки ребят. И они все еще пьют пиво. И днем, и вечером.

– Но такая тенденция к возвращению в культуру, интерес к театру все же заметны.

Анастасия: Да, это заметно. Молодежи на спектаклях стало значительно больше. Сейчас появляются молодые люди, которым становится скучно просто так проводить время друг с другом, им хочется больше узнать о жизни.

Александр: Верно. Но в небольших городах очень трудно к этому пробиться. Знаете, как там обстоит дело с театрами?

Максим: Мы иногда бываем на гастролях в других городах. Публика радушная и совсем не избалованная.

– Но в прежние времена театры в провинции были не только не хуже столичных, но порой и лучше. Они заслуженно получали призы на театральных фестивалях. Там играли прекрасные актеры.

Александр: Согласен. В прежние времена они жили лучше. Сейчас им очень сложно, потому что сами города не могут выбиться из трудностей, из нищеты. Им приходится выживать. И, конечно, им надо помогать, потому что жизнь там тяжелее, чем в столице.

Максим: А я думаю, что сейчас времена ничуть не хуже. Надо просто немного менять отношение ко всему.

– А скажите, насколько этому новому, молодому человеку понятно то, что вы делаете? Не кажется ли вам, что это абсолютно новая генерация, для которой старые ритмы и старые культурные критерии попросту чужды, неясны?

Максим: О нет! Вовсе нет. Вот у меня был случай. Я привел на спектакль “Об-ло-мов-щи-на…” своего знакомого. Он вообще никогда в театр не ходил, не знал, что это такое, да и о том, что такое обломовщина, имел смутное представление. После спектакля я спускаюсь, чтобы его проводить. Смотрю на него – а он стоит и небом любуется. Я его спрашиваю: что случилось? А он: “Знаешь, я сейчас говорить не могу, давай потом!” Я понял, что спектакль как-то на него повлиял! Потом опять подхожу к нему. А он все еще в небо смотрит странным взглядом. Я понял: что-то у человека внутри перевернулось. С тех пор он пересмотрел все спектакли нашего театра и даже не по одному разу. Вот, что с человеком театр может сделать! Так что в этом деле я оптимист.

Мириам: Время меняется, но люди-то те же!

– Известны случаи, когда актеры, в том числе и молодые – некоторые прямо в училище – уходят из профессии, потому что их охватывает страх растворения в персонаже. Они как будто утрачивают собственную индивидуальность. Во многом это связано и со школой Михаила Чехова. Я слышала мнение людей, которые пробовали так играть, а потом поняли, что по-другому играть уже стыдно, а так – невозможно.

Максим: Ну, это максимализм! В этом есть что-то клиническое!

Анастасия: Нет-нет, думаю, нет. Это серьезный вопрос. У каждого своя техника – это раз. Свой темперамент – это два. Потом актеры разные и театры разные. Некоторые театры направлены на сложную технику, на необычные решения.

Тихон: Самое главное, чтобы зрителям был интересен персонаж, а техника вторична. Она скорее для театроведов, исследователей.

Александр: А главное – это атмосфера, которую вносит в театр руководитель. Сергей Васильевич очень тонко подходит к индивидуальности каждого, старается дать возможность высказаться, помогает. Когда он нас набирал, он понимал, что все разные, у каждого своя природа. И он поддерживал эту природу, старался не поломать, обращался с нами бережно, аккуратно.

– Что вы могли бы пожелать нашему сайту? Каким вам бы хотелось его видеть?

Тихон: Было бы здорово, если бы это был не просто сайт. Важно, чтобы он вел людей в книжные магазины, в театры.

Мириам: В Европе есть такая штука, как “Алло, стоп!” Через Интернет ты пишешь, что хочешь попасть в какой-то город или страну. И кто-то тебе отвечает, что едет на красной машине и через три дня будет там-то. Договариваемся, что разделим бензин и поедем! И вот у тебя уже есть попутчик. Как было бы приятно таким образом находить себе попутчиков съездить, например, в Питер, в Мариинку или на премьеру к Додину. И не только приехать, но и заказать билеты через сайт, чтобы точно попасть на спектакль. А еще неплохо бы, например, узнавать о новых спектаклях в других городах. Вот тогда бы сайт стал функционален.

Александр: А ещё было бы здорово устроить не просто интервью с труппой, а свести вместе несколько молодых артистов, наших сверстников из московских театров…

Александр: Что-то на манер театральной гостиной.

Тихон: Тогда бы и обмен мнениями состоялся. У разных трупп ведь разное видение, – больше простора для дискуссии.