“Студия театрального искусства” Сергея Женовача, труппа которой была создана на основе выпуска последнего гитисовского курса, выпускает первую премьеру в собственном доме – на этой неделе на улице Станиславского режиссер представит рождественскую историю “Битва жизни” по Чарльзу Диккенсу.

– Вы однажды уже перенесли дату премьеры “Битвы жизни”, сказав, что “спектакль не готов”. А как вообще понять, что спектакль готов?
– Спектакль никогда не бывает готов. Он рождается со зрителем. В России столичные театры всегда играли премьеры в провинции – месяц, два, чтобы спектакль “становился”. Питер Брук свои премьеры отыгрывал на школьной аудитории, а Мейерхольд вообще считал, что спектакль рождается на сотый раз. Премьера – это только начало его жизни.
Театр – ежесекундное понятие. Спектакль делает каждый зритель. Если вы пригласите в зрительный зал одних солдат, или одних пенсионеров, или только молодежь – каждый раз будет абсолютно другой спектакль. И для актеров, и для зрителей.
Когда начинаешь что-то делать, это всегда путешествие в неизведанное. За письменным столом невозможно к чему-то прийти, можно организовать только литературную композицию. Все рождается во время работы. Мы в этом спектакле очень много искали “прием чтения” и поэтому решили не торопиться. Диккенс – автор настолько яркий и выпуклый, что на сцене на него смотреть трудно: при буквальном перенесении получается даже не гротеск, а карикатуры какие-то. Для мира Диккенса – автора живого, умного, ироничного и немножко сентиментального – необходима дистанция. Мы нашли путь к его миру с помощью, скажем так, “отстранения через чтение”. Остается зазор для воображения – никто не навязывает тебе законченные образы.

– А что вы и ваши актеры нашли для себя в Диккенсе?
– Было бы неправильно открыть дом – а мы этим спектаклем открыли свой дом – без очага, без камина, без друзей, без такой семейной счастливой истории, где все замечательно и хорошо заканчивается. Мне кажется, сегодня существует потребность в каком-то открытом, сентиментальном, добром влиянии на зрителей. И поэтому, наверное, в жизни нашей студии и возник период Диккенса.

– Известно, что в процессе работы над спектаклем вы ездили в Англию…
– Всех почему-то страшно интересует эта поездка, как будто мы съездили в круиз. А ведь традицию таких рабочих вояжей заложил еще Московский художественный театр; это совершенно забытый, но очень правильный путь погружения в природу автора и мир его пьесы. Наш спектакль “Мальчики”, который мы играли еще на сцене Центра им. Мейерхольда, никогда бы не возник, не окажись я однажды в Старой Руссе, месте действия романа “Братья Карамазовы”. У Достоевского там была дача, и он в этом городе, как в гигантских декорациях, разыграл свое действие.
А Диккенса можно понять, побывав в его Лондоне – побродив по овощным рынкам, посмотрев на его дачу. Там есть потрясающие блошиные рынки (часть реквизита мы купили прямо там). Лондон многоликий. Есть Лондон Диккенса, есть шекспировский Лондон – так же, как есть Петербург Блока, Достоевского, Пушкина.
Путешествие не обязательно должно быть реальным: ставя Мольера, можно и не ехать в Париж. Но читать и размышлять надо – не чтобы умничать, а чтобы почувствовать автора и иметь право фантазировать, сочинять и придумывать свое действие.

– У ваших спектаклей всегда очень акцентирован нравственный посыл. Пафоса не боитесь?
– А что такое пафос? Если нечто вычурное и котурное, то театру это не грозит – он невозможен без балагана, хулиганства, лицедейства, игры. Но сцена – сильное средство воздействия. Она не может изменить психологию человека, но может повлиять на него в хорошую или плохую сторону. Сделать новую работу – это значит что-то понять про себя, про тех людей, которые рядом. Это некий акт любви, что ли.

– А вы когда-нибудь уставали от театра? Или разочаровывались в нем?
– Постоянно; нельзя же все время быть оптимистом. Отвечаешь за очень многих людей: в институте – за учеников, в театре – за коллег. Бывает, что в жизни театра становится слишком много и работаешь через преодоление. Постоянно находишься в процессе сочинения – выпуская спектакль, уже невольно думаешь о новом названии. Хотя случается, что и на сцену трудно смотреть, сложно ходить в театр: теряешь свежесть впечатлений.

– А что же тогда делать?
– Жить, просто жить и накапливать впечатления для новых работ. Общаться, путешествовать, читать книги. На самом деле душа и мозг трудятся всегда – мне самые интересные мысли приходят во сне или утром. А отдых – это зачастую просто смена действия. Ингмар Бергман сезон работал в театрах, а летом снимал фильмы. Иногда даже поедешь в дом отдыха, а все равно привезешь с собой чемодан книжек – стараешься не встретить знакомых, закрыться в номере, и уже сам не заметил, как сидишь, читаешь и сочиняешь будущий спектакль.

НАШЕ ДОСЬЕ Сергей Васильевич Женовач, художественный руководитель театра “Студия театрального искусства”, лауреат Государственной премии, заслуженный деятель искусств РФ, профессор. Неоднократный лауреат премии “Золотая маска”, лауреат премии К.С. Станиславского. Родился в 1957 году. В 1979 году окончил режиссерский факультет Краснодарского института культуры, в 1988-м – режиссерский факультет ГИТИСа (курс П.Н. Фоменко). В настоящее время возглавляет кафедру режиссуры РАТИ. В 1988-1991 годах работал режиссером в театре-студии “Человек”, с 1991-го по 1998-й – в Театре на Малой Бронной, в Малом театре и МХТ им. Чехова. В 2006 году объявил о создании “Студии театрального искусства” (труппу образовали выпускники его курса). В марте 2008 года театр обрел свое здание на ул. Станиславского (бывшей Малой Коммунистической улице).