Свое 10-летие отмечает «Студия театрального искусства» под руководством Сергея Женовача. 10 лет назад в ГИТИСе прошел фестиваль дипломных работ мастерской Сергея Женовача «Шесть спектаклей в ожидании театра». По окончании фестиваля студенты мастерской и Сергей Женовач объявили о том, что остаются вместе, и уже трудно представить себе карту театральной Москвы без «СТИ». Без кирпичного дома на улице Станиславского, с посаженным рядом небольшим вишневым садом. Без фойе, где вкусно пахнет яблоками, а в уютном «прадедушкином» книжном шкафу стоят книги авторов, чьи произведения составляют афишу театра, – Достоевского, Чехова, Диккенса, Шолом-Алейхема, Платонова, Булгакова, Бродского… Сейчас туда добавился еще один автор – Николай Эрдман. Премьеру его «Самоубийцы» сыграли 1 марта, в день рождения Студии.

Каждый факультет театрального института непременно имеет в своей истории несколько выпускных курсов-легенд. Курс спектакля «Братья и сестры» мастерской Кацмана – Додина в ЛГИТМиКе. Курс «фоменок», из которого вырос театр «Мастерская П. Фоменко». Курс Сергея Женовача, из которого 10 лет назад был создан театр «Студия театрального искусства». Дело даже не в количестве одаренных студентов (бывают курсы, где ярких индивидуальностей много, но между собой они взаимоотталкиваются). Дело именно в театрообразующем ферменте, основа которого – жадный интерес друг к другу и к своим мастерам. Сергей Женовач вспоминает: «Этот курс каждую неделю к каждому показу самостоятельных отрывков непременно делал капустники (мы их так и называли – “вертиши”, по фамилии студентов Верткова и Шибанова). Они же завели новую традицию – встречать факультетским капустником вновь набранный курс. А что мальчишки сочиняли для девочек на 8 Марта! Скажем, девчонки выходили из метро “Арбатская”, и все заборы до ГИТИСа были увешаны их фотографиями с подписью “Мы вас любим!”. А девочки на 23 февраля устраивали для мальчиков рыбалки и записывали диски с песнями – для каждого. И так далее. Возникала некая среда…»

И эта среда электризовала пространство вокруг, выплескивалась за стены аудитории и даже за гитисовскую ограду. На курсовые спектакли «женовачей» начала сбегаться театральная Москва. Билеты, естественно, не продавались, так что желающие записывались по сложной системе брони за пару месяцев, чтобы увидеть «Мариенбад» по Шолом-Алейхему и «Об-ло-мов-щину…» по Гончарову, «Как вам это понравится» Шекспира и «Мальчиков» по Достоевскому… Именно на «Мальчиках» театр посетил меценат Сергей Гордеев, который поддержал желание курса не расставаться, а продолжать после окончания института играть выпускные шесть спектаклей на разных площадках Москвы, пока специально для созданной «Студии театрального искусства» не был отреставрирован театральный клуб бывшей золотоканительной фабрики семьи Алексеевых. Один из самых знаменитых носителей честной купеческой фамилии, Константин Сергеевич Алексеев, взявший сценический псевдоним Станиславский, превратил клуб в конце XIX века в рабочий театр.

В 2008 году преображенный клуб для фабричных рабочих стал домом «СТИ». Художник Александр Боровский превратил старое промышленное пространство в одну из самых элегантных площадок Москвы. Сочетание белого цвета кирпичных стен, дубового пола, мебели стиля модерн на десятилетие стало образцом для всех театральных архитекторов. Сергей Женовач часто подчеркивает: «Без команды бы ничего не получилось! Прежде всего без Александра Давидовича Боровского, одного из самых востребованных сегодняшних художников… Пространство Студии театрального искусства придумано и создано им. «СТИ» – это и театр художника. Здесь все – от программок и афиш до оформления фойе и зала – выдержано в одном стиле».

«Студия театрального искусства» определила себя как театр, чей репертуар составляют «малоизвестные и прежде не инсценированные произведения классиков мировой литературы, причем девять из десяти спектаклей текущего репертуара поставлено по прозе». В афише театра есть проза Шолом-Алейхема и Диккенса, но преобладает русская классическая литература – от Лескова до Венедикта Ерофеева. Национальный ген и его мутации, русский характер в его самых разных, иногда полярных, вариантах – от «Мальчиков» Достоевского и Чехова («Три года» и «Записные книжки») до «Самоубийцы» Эрдмана и тоскующих энтузиастов Платонова. Год за годом, ни на кого не оглядываясь, Сергей Женовач воссоздает Атлантиду русской жизни – от самовластной владычицы поместья Лескова в «Захудалом роде» до забубенного пьяницы Венички в «Москве – Петушках», который все мечтает дойти до Кремля и оказывается на Курском вокзале.

Особое место последние годы здесь заняли писатели 1920 – 1930-х годов, которых сам Сергей Женовач считает недооцененными и недораслышанными. «У нас была великая литература в 1920 – 1930-е годы, и, мне кажется, она еще как-то недооценена. И театр перед ней в каком-то смысле в долгу, – отмечал Женовач в своем предпремьерном интервью. – Эти писатели очень сильно повлияли на многие поколения в нашей стране. Мы сами не замечаем, как мы пропитаны фильмами, созданными по сценариям Николая Робертовича Эрдмана. Как часто повторяем его фразы, словечки: “Поспали – можно и поесть. Поели – можно и поспать”. Я уже не говорю о “Веселых ребятах”, о “Волге-Волге”. Они же все разлетелись на поговорки, как когда-то цитаты из “Горя от ума”. Я не знаю, что в результате получится из нашей работы над “Самоубийцей” (эта пьеса как-то никому не давалась!), но репетировать его бесконечно увлекательно».

Давно замечено, что средний возраст зрителя «СТИ» примерно равен среднему возрасту его актеров. Старшие, отцы-основатели, уже приближаются к возрасту Христа. Только закончившее, третье, поколение 20-летних еще только осваивается в «СТИ», а уже появляются за кулисами и студенты четвертого потока – второкурсники с гитисовского курса Сергея Женовача. В студенческой среде фанатами «СТИ» обычно становятся самые интеллектуальные ребята-книгочеи. Для них путешествия по миру высокой литературы в увлекательной компании оказываются чем-то вроде обретения собеседников-интеллектуалов. Об этом говорит и сам основатель и руководитель театра: «Я заметил, что, попав на спектакль в наш театр, люди либо больше не приходят никогда, потому что это явно не их, либо становятся более или менее постоянными нашими зрителями».