В театре “Студия театрального искусства” состоялась долгожданная премьера спектакля “Мастер и Маргарита” в постановке Сергея Женовача.

Опираясь на разные редакции романа, не теряя булгаковской пронзительной грусти, грациозно справляясь с многослойностью произведения, авторы все же предлагают режиссерскую версию. И сообщают об этом заранее, определяя жанр постановки на афише и в программке как “шизофрения в двух частях”. Все события знаменитого литературного сочинения происходят в психиатрической больнице, куда попадает поэт Иван Бездомный (Иван Янковский) вскоре после знакомства с таинственным иностранцем и рокового происшествия на Патриарших прудах.

Лечебницу населяют разнообразные чудаки всех степеней возбужденности или подавленности, каждый из них слоняется по сцене в образе героя булгаковского романа – кто-то непризнанного гения, а кто-то римского прокуратора. Все они облачены в больничные робы, некоторые с предлинными рукавами, в нужный момент завязывающимися в тугой узел смирительной рубашки. За порядком следит энергичная группа санитаров, c ними тоже порой случаются всякие странности. У медсестры пикантно не сходится халатик на спине, обнажая выразительные прелести (Гелла – Татьяна Волкова). У одного из медбратьев – кошачьи глаза, лукавый взгляд и подозрительно длинные усы (Бегемот – Вячеслав Евлантьев). У другого из-под полы халата выглядывают фасонистые клетчатые брюки (Коровьев – Григорий Служитель). На третьего надет жутковатый фартук, заляпанный кроваво-красными кляксами, как у мясника (Азазелло – Александр Прошин). Вполне возможно, что эти колоритные детали – наслоение галлюцинаций встревоженных обитателей больницы, именно сквозь них зрителям предлагается взглянуть на происходящее.

Стоит отметить, что отношения режиссера с творчеством Михаила Булгакова давние и прочные. Еще до учебы в ГИТИСе, после окончания режиссерского факультета Краснодарского института культуры (1979), Сергей Женовач возглавил краснодарский Молодежный любительский театр. Здесь в числе прочих ранних работ им была создана постановка под названием “Сын красавицы Пилы” – как легко догадаться, по главам из романа “Мастер и Маргарита”. В 2004 в МХТ имени А.П.Чехова была поставлена “Белая гвардия”; относительно недавно, уже в Студии театрального искусства, выпущен спектакль “Записки покойника”. Теперь же произошло новое погружение в “Мастера и Маргариту”: режиссер смотрит на роман под углом всеобщего человеческого безумия, на этот раз лишь мельком затрагивая диалоги Иешуа с Пилатом.

Эпизод на Патриарших преподносится постфактум – как воспоминание Бездомного, усиленно пытающегося восстановить цепочку событий. Голова Берлиоза вылезает и устраивается на поверхности письменного стола: призрак председателя МАССОЛИТа (Сергей Аброскин) убеждает младшего коллегу в иллюзорности Христа и упрямо спорит с объявившимся незнакомцем о предопределенности человеческого бытия. Когда же Воланд обращает беседу к событиям древней истории, оказывается, что Понтий Пилат (Дмитрий Липинский) – всего-навсего очередной обитатель больницы в замызганном балахоне, неопрятные багровые разводы на котором иллюстрируют знаменитый “кровавый подбой” белого плаща. По всем приметам пациент он буйный – корчится от нестерпимой головной боли, не разговаривает, а рычит, и запросто мог где-то обо что-то серьезно пораниться. Иешуа Га-Ноцри (Александр Суворов) – его сосед по палате – доверчивый и безобидный дурачок с повадками ребенка, напоминающий аутичного героя Дастина Хоффмана из фильма “Человек дождя”.

Больничный антураж на сцене не оставляет никакой надежды на молниеносные перемещения из Москвы 1930-х в древний Рим – укутанная в застиранно-белое декорация долгое время остается статичной. Художник-постановщик Александр Боровский создал потрясающе лаконичное пространство, при этом столь компактное, что поначалу диву даешься, как махина булгаковского романа должна поместиться на этом клочке-полосе. Авансцена отделена белой занавесью, сшитой из потрепанных пододеяльников и наволочек. Здесь надо заметить, что сценография почти в точности повторяет оформление “Записок покойника”, с некоторыми, преимущественно цветовыми, модификациями – своеобразная игра Женовача и Боровского со своим же, однажды уже воплощенным Булгаковым. За занавесом, ровно посередине, скрывается просторный балкон, откуда не раз появляется импозантный, саркастически сдержанный Воланд – Алексей Вертков с изящной тростью и в элегантном берете. В накинутом поверх серого костюма медицинском халате он напоминает главврача Стравинского, участливо выслушивающего небылицы своих подопечных. На переднем плане – железная кровать (на ней мается Иван Бездомный, как маялся в “Записках покойника” Сергей Максудов в исполнении того же артиста) и письменный стол Мастера из подвала на Арбате (копия максудовского стола с такой же лампой, но только абажуром иного цвета). Несмотря на очевидную простоту, мебель поразительно многофункциональна: в тумбочке стола пылает огонь, в котором Мастер – Игорь Лизенгевич сожжет рукопись своего таившего столько сюрпризов романа, а из всевозможных дыр и потайных прорезей в неожиданные моменты начнут выскакивать булгаковские персонажи или показываться отдельные части их тел.

Привлекательную для публики начинку спектакля составляют фокусы различной степени фееричности и виртуозности. Сеансы черной магии в спектакле состоялись благодаря таланту приглашенного иллюзиониста Артема Щукина. Свита Воланда появляется весело и бравурно под звуки духового оркестра, исполняющего музыку Григория Гоберника. Еще чуть-чуть, и на публику посыплется конфетти из фальшивых долларов, зрителям предложат сыграть в надувательскую лотерею, у одного из гостей вытащат из-за пазухи лифчик Геллы, а выскочке-конферансье Бенгальскому, как и полагается, “оторвут” голову. Сам Воланд, наблюдая за происходящим, добрую четверть часа непринужденно просидит на невидимом стуле, заставив зрительный зал мучиться догадками о механике трюка.

Пожалуй, самая красивая иллюзия в спектакле придумана для ночного полета Маргариты в исполнении Евгении Громовой: превратившись в ведьму, она, как известно, раздетая донага, растворяется в ночной мгле – в спектакле белый платочек парит под потолком над партером, вырисовывая нервные зигзаги. Уже в следующую минуту Воланд галантно и величественно проведет хозяйку своего ежегодного бала преступников и негодяев по широкому проходу, отделяющему партер от амфитеатра, пригласит на сцену, и они вместе исчезнут в глубине, отправляясь в общество самых кровавых злодеев мировой истории.

Во втором акте баловство и хулиганство уступают место серьезным смыслам произведения. Москва полыхает в пожаре, слуги Воланда в обугленных больничных халатах неуверенной покачивающейся походкой ковыляют к кровати и в изнеможении наблюдают за драматичным воссоединением Мастера и Маргариты. И пусть свидание это происходит в стенах “желтого дома”, при взгляде на встретившихся после разлуки возлюбленных щемит сердце и перехватывает дыхание. Истеричный Левий Матвей (Андрей Шибаршин), по воле Учителя, обращается к Воланду и просит для Мастера покой. “Без тебя бы мы никак не догадались об этом”, – язвительно отзывается тот. Начинает светать, жители скорбной обители, наконец, утихомириваются. Утомленный затянувшейся праздничной полночью инфернальный профессор воспаряет над сценой и медленно уплывает в открывшуюся за занавесом даль – еще есть время немного отдохнуть, ведь завтра снова предстоит тяжелый день.

“Мастера и Маргариту” Сергея Женовача можно отнести к редким удачным постановкам знаменитого произведения. Конструкция, придуманная для него, хоть и проста, но обладает одним важнейшим качеством (из-за его отсутствия проваливались многие инсценировки): она не калечит причудливую энергетику булгаковского романа, сотканную из остроумной фантасмагории и пронзительных философских мотивов, отмеченную безупречным художественным вкусом. Здесь нет эпизодов, бесповоротно превращающих действие в цирк и буффонаду: всё происходит в неисправных головах людей, поэтому дьяволу не обязательно сверкать рогами, Бегемоту быть котом, а ведьмам летать на метле. Зрителям предлагается поучаствовать в изящной юмореске, но только с тем, чтобы глубже заглянуть внутрь себя. Актеры идеально попадают в типажи. Высокий и статный, но надломленный Мастер, потерявший надежду на возвращение душевного равновесия, отважная и жертвенная Марга-рита, готовая всецело разделить участь того, кого любит. И, конечно, мессир – диапазон актерских возможностей Алексея Верткова, от героев Островского и Чехова, через альтер-эго Венедикта Ерофеева, до профессора Воланда, неожиданно посетившего мировую психушку и устроившего вселенскую диспансеризацию, по-настоящему изумляет. Нас навестил настоящий булгаковский Воланд, обладающий энциклопедическими познаниями о человеческой душе, невозмутимый в своем неопровержимом могуществе, применяющий безграничные полномочия с холодным медицинским расчетом, в умеренных дозах и – хотелось бы верить – только во благо.

Источник:http://screenstage.ru/?p=6516