Четырежды отмеченные нынешней «Золотой Маской» режиссер и его актеры сыграли в эти дни премьеру гоголевских «Игроков». Вторая постановка самого Сергея Женовача, сделанная в молодой «Студии театрального искусства» (первая — «Захудалый род»), явила того самого Гоголя, которого любит именно этот режиссер. Ему, видимо, по складу характера и по индивидуальной оптике не очень интересна инфернальная составляющая гоголевских текстов. Даже откровенную чертовщину Женовач растворяет в житейски объяснимых материях. Помнится, в «Ночи перед Рождеством» (это был его последний спектакль в Театре на Малой Бронной) молодой бес обаятельно поживал среди милых сельских обитателей. Если бы не хвост, то, право, и не разобрать было, где парубок, а где нечистый.

В «Игроках», однако, есть некое магическое пространство. Его сочинил художник Александр Боровский. Когда-то в знаменитых «Игроках-XXI» Сергея Юрского Боровский-старший создал гиперреалистический быт захудалой советской гостиницы, где и происходило действие. Здесь же — никакой гостиницы нет. Перед нами строгий игорный зал, не имеющий временных параметров. И игроки тоже одеты вне времени, в черные костюмы и белоснежные рубашки. Словом, игра, господа, идет игра! А уже честная ли она, Николай Васильич Гоголь вам покажет в подробностях. Его серебристый, бесстрастный бюст расположен тут же, с левого боку сцены. Когда дело кончится грандиозным надувательством, он повернется к миру гипсовой спиной: мол, ну вас всех, кто б сомневался в ином исходе! Тихий, мелодичный свист и легкий стук то ли копыт, то ли пальцев по столу отбивают нерв и пульс игры, неумолимо движущейся к развязке. Столб дыма (или меловой пыли) поднимается от игорного стола в минуты наивысшего пика партии. Все это и создает чуть-чуть, едва-едва уловимое инфернальное поле. А молодые артисты честно-пречестно разыгрывают в нем «надувательную» историю. Вот этот легкий контраст хорош!

Персонажи передергивают, а театр выставляет чистую карту. Игра «женовачей» против игры карточных шулеров — тут никаких ухищрений, все взаправду. У актеров очень молодые лица, тонкие фигуры, голоса, еще не обросшие фирменными сценическими обертонами. Ихарев (Андрей Шибаршин) — мальчишка, у которого глаза горят от предвкушения шулерской победы. Утешительный (Алексей Вертков) — мальчишка, легко и азартно готовый всех уговорить, все устроить. И Кругель (Григорий Служитель), и Швохнев (Александр Обласов) — те же мальчишки, аппетитно поедающие настоящую снедь, изнывающие за столами в паузах. Эти минуты звенящей тишины завораживают: игроки замирают на стульях в невыносимой маете ожидания: что же дальше, когда же явится очередной объект надувательства?

Насколько точно сделана каждая минута жульнической игры картежников, настолько же сами актеры будто и не играют, а живут. Появляется чиновник Замухрышкин, и играющий его Сергей Аброскин (тот самый, что был святым человеком Мефодием Червевым в «Захудалом роде») так обезоруживающе простодушен в роли жулика, так естественно подставляет для взяток раскрытый саквояж, так улыбается чудесно, что все мы в этот момент становимся Ихаревыми и верим ему вопреки осведомленности относительно сути дела. Впервые в молодой команде сыграл артист старшего возраста. Педагог курса Женовача Сергей Качанов вышел почтенным Михаилом Александровичем Гловом. В общем, доверчивом тоне, без капли наигрыша. Но Качанов все же имеет другой, более поставленный «голос». Это, разумеется, следствие долгого сценического опыта. И не в первый раз подумалось, что «женовачам» с их уникальным студийным обаянием теперь, когда стали полноценным театром, очень даже надобны в труппе два-три «старика». Качанов (Глов-старший) и Сергей Пирняк (Глов-младший) потому и принимаются за чистую монету, что первый — старший на самом деле. В таком театре, какой делает Женовач, где не жалуют откровенного лицедейства, не лепят толстого грима, не наигрывают внешние приметы возраста, наверняка уже надобны подлинные актеры хотя бы средних лет. Тогда правда сценического существования станет здесь совершенно безусловной. К слову, эти ребята, сыграв лесковских праведников, с неменьшим удовольствием играют теперь гоголевских шулеров. Но, как уже было сказано, без гневных обобщений, без зловещих метафор. Они рисуют мирную, привычную картину российского надувательства, у которой есть и славное прошлое, и энергичное настоящее, и вполне прогнозируемое будущее.