В программке спектакля все его создатели перечислены в едином ряду: Сергей Женовач, Александр Боровский, Дамир Исмагилов, Мария Шашлова, Андрей Шибаршин, Сергей Качанов, Александр Лутошкин. Перед вами, хотят нам тем самым сказать, плод коллективного творчества. Впрочем, в зале нет и сорока мест, поэтому сложно предположить, что доберется сюда хотя бы один случайный зритель, не знающий, что первый человек из списка — режиссер, второй — художник, третий — художник по свету, а остальные четверо — актеры.

В такого рода декларативном равенстве создателей часто кроется обыденное театральное кокетство. Но именно на «Реке Потудани» в студийную «коллективность» как раз верится легко: смотришь тот или иной эпизод спектакля — например, когда молодые герои, Никита и Люба, по очереди кусают буханку хлеба и тем самым оказываются привязанными друг к другу,— и легко воображаешь себе, как родился именно этот этюд прямо на репетиции. Приятно фантазировать, как собрались вместе эти люди, у которых было только театральное пространство и текст Андрея Платонова. Как элемент архитектурного дизайна, кривой желоб, бегущий по крашеной кирпичной стене зала, превратился в ту самую реку Потудань, и как Дамир Исмагилов придумал подсветить его, чтобы и мы вдруг увидели русло этой реки — высохшее, шершавое, каменистое. Как художник Александр Боровский решил, что во всю высоту зала должны стоять настоящие длинные доски, в проемах между которыми появляются герои. Когда нужно изготовить гроб для умершей от тифа подруги или кроватку для будущего ребенка, Никита и его отец, рабочий из мебельной мастерской, вынимают из гигантского «забора» несколько досок и уносят их.

Читая рассказ Андрея Платонова, полностью подчиняешься течению его лихорадочно, глубоко дышащего и в то же время плотного, опасно насыщенного «кислородом» языка — даже голова кружится. Спектакль Сергея Женовача (все-таки он режиссер, что бы ни было написано в программке), напротив, разряжен, размерен и нетороплив. У Платонова слова словно теснятся, поторапливают друг друга. Спектакль же неслучайно начинается косноязычным рассказом отца (Сергей Качанов), который и самые простые слова подбирает и соединяет с большим трудом — в «Реке Потудани» язык не слишком важен, Сергей Женовач не ищет сценического замещения литературы, он видит в «Потудани» частную, но поучительную историю.

Даже атмосфера послереволюционных лет, определяющая прозу Платонова, оставлена буквально за дверями спектакля. У автора мир словно просыпается после катастрофы, учится жить заново. В Студии театрального искусства зрителей сначала, в фойе, усаживают за столы, потчуют хлебом с салом и картошкой с солью, поят жидким чаем в железных кружках, потом солдат, с ходу и не поймешь, какой именно армии, ведет публику в зал — но на этом вся «эпоха» и заканчивается. Вся «Река Потудань» в театре сводится к истории про вернувшегося домой красноармейца и про девушку, которых что-то вдруг крепко соединило — не плотская страсть, которая как раз никак не возгорится, но какая-то предельная сосредоточенность друг на друге.

Можно долго рассуждать, что стало с Платоновым, но вот в том, что одаренные молодые актеры Мария Шашлова и Андрей Шибаршин нашли в истории хороший материал для игры на полтора часа, сомнений нет. Путь к настоящей любви ведет через страдания — вместе с ними должен вычитать из «Реки Потудани» зритель. Проповедь стоицизма и человеческого самоукрощения, которая многое определяет в спектаклях Сергея Женовача последних лет — и в «Захудалом роде», и в «Битве жизни»,— аукнулась и в «Реке Потудани». Тот большой деревянный шкаф, который заменяет героям постель (вот уж наверняка не репетиционная импровизация), лишь поначалу кажется мебелью из детской комнаты, куда герои, похожие больше на брата и сестру, чем на мужа и жену, прячутся от окружающего мира. Чем ближе к финалу, тем больше кажется, что его раскрытые створки должны бы напомнить нам врата алтаря.