К АВТОРАМ СТИ ДОБАВИЛСЯ ВИКТОР НЕКРАСОВ
Повесть Виктора Некрасова «Кира Георгиевна» была напечатана в «Новом мире» в 1961 году. Критики ругали ее за мелкотемье. Старая большевичка сетовала на страницах газеты, что не хотела бы, чтобы о советских женщинах судили по некрасовской героине. Одна из рецензий называлась «Попрыгунья»…
Определенное сходство с рассказом Чехова, безусловно, присутствует. При желании можно даже представить скульптора Киру Георгиевну, идущую по жизни, следуя импульсам мгновенных желаний, – внучатой племянницей легкомысленной чеховской дилетантки, ищущей в жизни «яркости» и «колорита».
Да и сам автор Виктор Некрасов осуждал свою героиню не менее строго, чем Чехов – свою. Не прощал ей ни крашенных волос, ни свитерков в обтяжку, ни внезапного легкого романа с мальчиком-натурщиком Юрочкой. Но главное – не мог простить Кире Георгиевне ее предательства первого мужа, посаженного в 1937.
Получив после ареста его письмо, где он возвращал жене свободу, Кира Георгиевна сумела переступить боль, растерянность, любовь, – и жить дальше. Пережить войну, выйти снова замуж за пожилого, доброго и любящего ее художника. Сумела хобби превратить в профессию и призвание.
В отличие от гипотетической «внучатой тетки» жизнь некрасовской героине выпала советская, нелегкая – с войной, лишениями, с допросами в НКВД.
Для Сергея Женовача, вообще мало склонного к прокурорской позиции в искусстве сердечная сумятица, в которой живет Кира Георгиевна, — повод не столько осудить, сколько пожалеть.
КируГеоргиевну в СТИ играет Мария Шашлова – неотразимо женственная в каждом движении, в каждой модуляции хрипловатого голоса. Рыжеволосая, гибкая, с чуть припухшими как после долгих поцелуев губами, ее героиня поднимается среди разбросанных простыней и подушек. Начинает свою историю. Отбросив самые «разоблачительные» авторские инвективы (вроде долгого сидения в ресторане перед первой ночью с Юрочкой) Сергей Женовач доверяет все неприятные для героини авторские размышления произносить ей самой.
Кира Георгиевна-Мария Шашлова сама судит и свое легкомыслие, и свою дрожь в коленях, и свою неумышленную жестокость по отношению к немолодому и нездоровому супругу. Но – что поделаешь, если жажда жизни рвется из самых глубин ее женского естества. Если новая любовь приходит внахлест со старой. Если память настигает и опрокидывает, и ты оказываешься бессильной перед вдруг возникшей первой любовью?
В центре малой сцены – матрас. Зрители сидят вокруг него, рассаженные как вокруг ринга. За спинами –узкие проходы с расставленными тумбочками-столиками с закусками и бутылками. Сценограф Александр Боровский превратил малую сцену в обжитое комнатное пространство очень конкретных отечественных 50-х годов – с узнаваемой «бабушкиной» посудой, стаканчиками, новогодней елочкой с крошечными игрушками…
Зрители тут – соглядатаи за чужую страстью (читай душою). Вывертываешь шею, чтобы подглядеть что там? За твоей спиной?.
Трое мужчин Киры Георгиевны и вторая жена ее первого мужасидят среди зрителей до тех пор, пока луч света не вызовет «на ковер» судьбы.
Не только их одежда – «оттуда», но кажется «оттуда» чудом вышли и сами исполнители. Юрочка-Андрей Назимов, — спортивный, скуластый – с такого можно лепить мальчика с веслом. Как он смущается в разговоре с ученым мужем Киры Георгиевны, как вспыхивает румянцем, когда общается с вернувшимся из лагерей бородатым Вадимом. Вадим-Дмитрий Липинский тут влюблен в свою первую жену до завороженности. Принимает ее целиком, со всеми мелкими опасениями, со всеми налипшими за жизнь ракушками. Тихо, без жалоб жертвует ей самым дорогим – расстается с сыном и второй, такой преданной женой Марусей.
Маруся – Полина Пушкарук, скуластая, юная, так трогательна в своей самоотверженности, в своей гордости, в своем желании скрыть неприязнь к этой рыжеволосой разрушительнице ее семьи… Кира Георгиевна несколько раз повторит, допрашивая свою совесть: «почему я не смогла посмотреть ей в глаза?»
Вина же перед мужем столь огромна, что ни слов, ни сил просто нет…
Сергей Качанов играет человека старого, мудрого и любящего. Любящего не так жадно и по-юношески ревниво, как Юрочка. Не так уверенно в своем праве и силе, и в ответном чувстве Киры, как Вадим. Любит суеверно, нежно. Жена для него не главное в жизни, но сама его жизнь. Лежа после инфаркта (не пережил лета без ее присутствия), первое, что спрашивает: как отдохнула, Кира?
Тут сердце сжимается не только у Киры – у всего зала…
История из давних лет бабушек и прабабушек вдруг оказывается твоей и личной. Чувство вины и раскаяния, боли из-за причиненной тобой боли, — кто сумел избежать их в своей судьбе?
Кира-Мария Шашлова опускается на колени, утыкается в мужнину грудь, а он тихо и робко гладит ее золотую непутевую голову.