Спектакль «Три года», премьера которого прошла 30 мая в «Студии театрального искусства» под руководством Сергея Женовача — первый в череде чеховских постановок, намеченных на следующий сезон, который пройдет под знаком 150-летнего юбилея писателя. Женовач выбрал повесть, считающуюся «несценичной», и с беспощадностью врача расставил диагнозы чеховским героям.

В преддверии юбилея, когда сцены заполнят стаи «Чаек», толпы «Трех сестер» и заросли «Вишневых садов», постановщики чеховских произведений волей-неволей окажутся перед выбором: ремонтировать обветшавшие традиционные конструкции или предлагать новые трактовки.

Женовач, выбравший не пьесу, а повесть, ушел от прямого выбора. Но его спектакль показывает абсолютно непривычного зрителям Чехова. На сцене — минимум бытовых деталей. Купеческий дом, торговый амбар Лаптевых и улицы провинциального городка заменила сложная вертикальная конструкция из железных кроватей с изогнутыми спинками — декорация, отлично подходящая для чеховской «Палаты № 6» или пьесы Горького «На дне». Одежда героев напоминает больничное белье, только у Алексея Лаптева (Алексей Вертков) поверх исподнего — черное пальто. Как обитатели ночлежки, герои проводят жизнь в присутствии посторонних. Они карабкаются по конструкции, поднимаясь все выше, но сверху давит черный потолок. Так же давят на них и вечные вопросы — о смысле жизни, любви и возможности счастья. Они мучают Алексея Лаптева — немолодого купца, женившегося на молоденькой Юлии (Ольга Калашникова). И ее — согласившуюся выйти замуж без любви и испытавшую чувство к супругу в тот момент, когда он к ней уже охладел. Да и всех остальных героев.

Женовач, по обыкновению, идет за авторским словом, делая его главным выразительным средством. И оно придает спектаклю «Три года» жесткость, неожиданную и для его «Студии», и для его режиссерского стиля.

Одна из излюбленных тем Женовача — доказать, что счастье возможно хотя бы в одной, отдельно взятой компании. В единственной чеховской постановке режиссера (в начале 90-х годов он выпустил комедию «Леший» в Театре на Малой Бронной) тоже возникала атмосфера счастья. В новой работе лишь изредка мелькает привычная для «Студии» «милота» и нежность. Эпиграфом к ней могла бы стать пушкинская фраза «На свете счастья нет, но есть покой и воля».

Обитатели больницы-ночлежки как будто разговаривают на разных языках. Лаптев убежден, что жизнь должна быть посвящена высокой цели; он пытается что-то сделать, но его богатство не спасает ни умирающую сестру, ни душевнобольного брата. А Юлия уверена, что жизнь состоит из множества мелочей. Можно просто погладить человека по плечу или накормить пирожным, и это будет действеннее пламенной речи. И каждый считает, что верна только его система ценностей, и обижается, что другие ее не понимают и не разделяют. А режиссер ставит героям диагноз: эмоциональная глухота и неспособность понять другого. Но не назначает лечения.

Режиссер Сергей Женовач, худрук «Студии театрального искусства»: Наша профессия связана с тем, чтобы за словами увидеть некую другую реальность, увидеть мир автора, почувствовать его, полюбить, а потом через пространство, ритмы, артистов попытаться этот мир невидимый сделать видимым. То есть, попытаться его воплотить. Мы ставим перед собой достаточно сложные задачи. Например, освоить систему рассказа, не ограничиваясь бытовым существованием на площадке. Найти такой способ существования, когда актер, для того чтобы выразить идею или мысль, которая его наполняет, может и сыграть, и рассказать, и показать что-то — сделать все, что угодно.