Сергей Женовач – художник гармоничный. Его творческая соразмерность удивительным образом прорастает порой из болезненного и трагического литературного материала. Расслышать тишину в “Шуме и ярости” Фолкнера или в накале страстей романов Достоевского и претворить в спектакль подвластно не каждому.
Сергей Женовач – режиссер бережный, не только в отношении первоисточника, но и в профессиональном общении с соавторами и актерами. Кажется, что театр его существует в атмосфере безоблачности, взаимного восхищения, что, конечно, недостижимо и неподвластно даже Женовачу – не только в сегодняшних обстоятельствах, но вообще в рамках жизненных правил игры. Тем не менее, подобным образом всякий раз воспринимаешь обстановку “Студии театрального искусства”, оказываясь на многолюдном спектакле на Основной сцене или в числе считаных зрителей Малой, как в случае “Киры Георгиевны” по прозе Виктора Некрасова полувековой давности. Если возможны в театре беспафосные, сокровенные и откровенные разговоры (таковы подзаголовки двух спектаклей Малой сцены – “Реки Потудань” по Андрею Платонову и нынешней премьеры), то именно в “СТИ”.
Бережность и гармония растворены в то ли рассветных, то ли закатных солнечных лучах, падающих из-за стеклянной двери на лицо, волосы, фигуру женщины в элегантной пижаме, распростершейся на широкой двуспальной кровати. Она листает узнаваемые журналы шестидесятых годов, поправляет трубку стоящего рядом дискового телефона, болтает ногами, меняет томные позы, отбрасывает с лица пряди, опирается на локти или откидывается на подушку, пытается угнездиться на примятой постели, периодически кидая испытующие взгляды на рассаживающуюся рядом с ней публику. Вокруг этого невысокого подиума, окруженного с четырех сторон несколькими зрительскими рядами (близость к актерам тут предельная), и проведут спектакль сорокалетняя Кира Георгиевна в исполнении Марии Шашловой и трое мужчин разных поколений – пожилой муж, бывший муж-ровесник и молодой натурщик-возлюбленный. Всё негромко, многословно (на язык театра перекладывается проза, авторский текст переведен в монологи и диалоги), сосредоточенно и вроде бы бесхитростно, но надолго ранит внезапной горечью интонации, настырным отчаянием жеста, тяжелой окаменелостью взгляда, тоской, скрывающейся за мужской надежностью или женским щебетом.
“Кира Георгиевна” имеет не слишком зримые, но вполне отчетливые связи с давним спектаклем Женовача “Пять вечеров” по пьесе Александра Володина о той же эпохе пятидесятых. В постановке Театра на Малой Бронной похоже выпивали и закусывали у высоких столиков забегаловки и так же молчаливо обходили стороной вопрос, где пропадал герой столько лет и как оказался на Севере. В центре сюжета “Пяти вечеров” тоже была уже не юная женщина, хотя и с совершенно иным характером и судьбой, нежели живущая в свое удовольствие Киля, она же вполне успешный скульптор Кира Георгиевна.
В спектакле, названном, как и повесть, по имени героини, Сергей Женовач, не разрушитель, но собиратель, продолжает демонстрировать неуклонную решимость в следовании избранной линии – исследование возможностей психологизма (в его варианте – нежного психологизма) при очевидном отрицании натурализма. Все пятеро исполнителей, и особенно исполнительницы – Мария Шашлова в заглавной роли и Полина Пушкарук в эпизодической, но не менее запоминающейся, – виртуозно справляются с актерским взаимодействием по пресловутому принципу “петелька-крючочек”. Камерное пространство, пожалуй, только в разы усложняет поставленные перед ними задачи.
Не стремясь к разработке нового театрального языка, Сергей Женовач взращивает со своими учениками почти исчезнувшую с подмостков доверительность, можно сказать, создает новую театральную доверительность. На зрителя, проходящего в современном театре испытание постмодернизмом и деконструкцией, это способно произвести впечатление почти шокирующее.
Оригинал: http://screenstage.ru/?p=