Сергей Женовач поставил на сцене Центра имени Мейерхольда роман Николая Лескова «Захудалый род»

Еще ни одному студенческому спектаклю до нынешнего года не довелось попасть в конкурсную программу «Золотой маски», но для «Мальчиков» Сергея Женовача, поставленных в РАТИ-ГИТИСе, фестиваль посчитал справедливым сделать исключение. Вся эта приятная шумиха вокруг «Мальчиков» послужила причиной того, что курс Сергея Женовача, выпустившись из ГИТИСа, не разбежался кто куда, а вполне естественным образом преобразовался в театр. Спустя полтора года после «Мальчиков» создатель Студии театрального искусства Женовач инсценировал другой русский роман – неоконченную семейную хронику Николая Лескова «Захудалый род». Эти два его спектакля не то чтобы сильно похожи, но внутреннее родство между ними, без всяких сомнений, есть.

Если задаться целью максимально кратко охарактеризовать режиссерский дар Сергея Женовача, то из всего словаря нужно будет выбрать слово «сердечность». Если углубиться в контент-анализ лесковского «Захудалого рода» или, наоборот, глав «Мальчики» из романа Достоевского «Братья Карамазовы», то вполне вероятно, что самым важным и употребляемым в обоих случаях словом окажется «сердце». Достоевский писал о «чистых в душе и сердце мальчиках», а у Лескова, как засвидетельствовано им самим, выведена «коллекция оригиналов» и «людей с совестью и с сердцем». Еще одна параллель: и в «Мальчиках», и в «Захудалом роде» между читателем (зрителем) и племенем всех этих сердешных персонажей имеется некий посредник. Если у Достоевского это брат Алеша, сам еще не слишком отдалившийся от мальчишества, то Николай Лесков делает рассказчицей княжну Веру Дмитриевну Протазанову, с ностальгией передающую семейные предания о своей бабушке, жившей во времена русского «золотого века». То есть в эпоху Пушкина, Сперанского, Александра I и Отечественной войны 1812 года.

В те времена, о которых неспешно повествует Вера Дмитриевна (Анна Рудь), знатные роды еще не стали захудалыми, а слово «аристократ» в полной мере соответствовало своему первоначальному значению. Аристократия — это по-гречески «власть лучших», и перед нами действительно «лучшие люди». Во всяком случае, в это хочется верить Вере Дмитриевне, а вслед за ней и всем нам. На самом деле, о ком бы ни ставил свои спектакли Сергей Женовач, его героями всякий раз оказываются «положительно прекрасные люди». Характеристику «положительно прекрасный человек» Достоевский, как известно, применял по отношению к князю Мышкину (вспомним трехчастный спектакль Женовача «Идиот», шедший в середине 1990-х в Театре на Малой Бронной), но здесь она значительно расширена. Перед нами милые и отчасти чудаковатые люди, сильнее всего в своей жизни жаждущие стать добрыми христианами. Если же на сцену случайно и угодит подлец, то отношение к нему обычно проходит три последовательные стадии: сначала удивление (такие разве бывают?), затем сожаление и, наконец, прощение. Собственно, Женовач рассказывает нам — уже не в первый раз — о потерянном рае. Вне зависимости от того, идет ли речь о рае утраченного детства, о чистоте и целомудрии мальчиков или об утопической, навсегда потерянной России, просвещенные обитатели которой стремились жить по совести и по сердцу.

Основная заслуга Женовача состоит в том, что он постарался сохранить в целостности архаичный и ароматный язык лесковских персонажей. Спектакль строится как чтение «семейной хроники князей Протазановых», молодые актеры передают друг дружке куски лесковских фраз, буквально схватывая их с языка, и порой кажется, что перед нами совсем иное, незнакомое племя и что все эти люди говорят не на том языке, что все мы, а на каком-то другом, волшебном и необычайном. Первая часть «Захудалого рода» заканчивается замечательной фразой: «Это собралась на чужине она, отходящая, самодумная Русь; а там, за стенами дома, катилась и гремела другая жизнь, новая, оторванная от домашних преданий: люди иные, на которых страна смотрела еще как удивленная курица смотрит на выведенных ею утят». Спектакль Студии театрального искусства прежде всего служит тому, чтобы выведенные страной утята с удивлением и любовью посмотрели на ту курицу, которая их высидела.

Художник Александр Боровский построил на сцене подобие семейного альбома. Из округлых и прямоугольных паспарту, воздвигнутых на сцене, выглядывают актеры Сергея Женовача. Слегка шалят, вспоминая умилительные забавности былых эпох, рассказывают истории из жизни наших прапрадедушек (о героических сражениях) и наших прапрабабушек (о самоотверженной любви). То и дело подшучивают друг над дружкой, но беззлобно, сердешно. Каким-то чудом Женовачу удалось, обойдя большинство подводных камней, не превратить свой спектакль в пафосный рассказ о той посконно-исконной России, которую мы все потеряли. Исподволь и без нажима, он в очередной раз показал нам, как это, оказывается, просто и приятно – любить ближнего. Во всяком случае, не полюбить его актеров, находящихся в непосредственной близости от нас, и не улыбнуться им в ответ может, наверное, только уж какой-нибудь самый отпетый.