Лучшие спектакли, удостоенные самой престижной российской театральной премии “Золотая маска”, рижане могли посмотреть на минувшей неделе. Телеграф встретился с режиссером Сергеем ЖЕНОВАЧЕМ, постановщиком “Мальчиков” по Достоевскому и “Белой гвардии” по Булгакову. В Москве они идут в «Студии театрального искусства» и МХТ им. Чехова.

Досье

Сергей Женовач — режиссер, заслуженный деятель искусств России. Родился в 1957 г. В 1979 г. окончил режиссерский факультет Краснодарского института культуры и возглавил Краснодарский молодежный любительский театр, где ставил Достоевского и Булгакова. В 1988 г. окончил режиссерский факультет ГИТИСа (курс П.Н.Фоменко), прошел ассистентуру-стажировку, стал преподавателем кафедры режиссуры. С 1988 по 1991 г. режиссер в театре-студии “Человек”. С 1991 по 1998 г. был режиссером, затем — главным режиссером в Театре на Малой Бронной (“Король Лир” Шекспира, получивший 1-ю премию СТД России “Итоги сезона”; театральная трилогия по роману Достоевского “Идиот”, удостоенная премии “Золотая маска”, и др. постановки). Ставил в Театре “Мастерская П.Н.Фоменко” и Малом театре (“Правда — хорошо, а счастье лучше” Островского — премия “Золотая маска” 2002—2003 гг.). Ставил в Норвегии.

Удостоен премии К.С.Станиславского за вклад в развитие театральной педагогики и возрождение духа студийности, Государственной премии РФ в области литературы и искусства. Профессор, художественный руководитель мастерской совместного обучения режиссеров и актеров на кафедре режиссуры, с 2004 г. — заведующий кафедрой режиссуры РАТИ (ГИТИС). В апреле 2005 г. на сцене учебного театра ГИТИСа прошел фестиваль дипломных работ мастерской Сергея Женовача, а в сентябре спектаклем “Мальчики” свой первый сезон открыл Театр “Студия театрального искусства”. “Мальчики” получили премию “Хрустальная Турандот” за режиссуру. А в 2006 г. постановка выдвинута на премию “Золотая маска” в номинациях “Лучший спектакль малой формы” и “Лучшая работа режиссера”.

Мы учимся друг у друга

— Сергей Васильевич, сентиментальность нынче не в моде. Вам не страшно было делать такой сентиментальный спектакль, как “Мальчики”?

— Если люди плачут или смеются все вместе, а не поодиночке, ругая судьбу, это правильно, это хорошо. И этих слез стесняться не надо. Если после спектакля “Мальчики” зрителям вспоминается детство и лучшие моменты жизни, если это помогает им выстоять в сегодняшних трудных обстоятельствах, — это же здорово! Тем более что этот спектакль замысливался как педагогический. Я вообще люблю педагогический театр — театр, который может воспитывать людей. Мы не знали, останемся ли как студийный театр после “Мальчиков”. И ребята плакали прямо на сцене, когда я сказал, что вот мы и расстаемся, господа… Но я надеюсь, что выстоим, прорвемся. К счастью, есть люди, которые помогают нам финансово выживать.

— Сейчас многие театры работают по принципу “лишь бы yгoдить публике”.

— Мне кажется, они недооценивают тех, для кого трудятся. Публика вовсе не такая уж и непритязательная. И не все приходят в театр, чтобы просто скоротать время. Сегодня есть масса всяческих шоу, где можно просто отдохнуть, развлечься, зарядиться эмоционально. А возможности как-то в себя заглянуть, поразмышлять, остановиться посреди суеты — этого-то как раз постоянная нехватка. И тогда людям становится неинтересен театр, где им показывают поверхностные работы. Необходимо объединение энергии сцены и зрительного зала. Уходят артисты, уходят зрители, — а энергия остается.

— Способен ли театр изменить человека, его мировоззрение?

— Он может воздействовать на его эмоциональное состояние. А тогда уже человек начинает определенным образом формироваться средой. Гоголь говорил: “Театр — это такая кафедра, с которой можно много сказать миру добра”. Недавно мои ребята выпустили спектакль “Захудалый род” по забытому роману Лескова. Он идет около четырех часов, но люди не уходят. Там такая атмосфера, что многим хочется в ней пребывать. Состояние внутренней сосредоточенности, умения чужой жизнью зажить, как своей, может дать только драматический театр.

Главное — результат

— Я с удовольствием сотрудничаю с Олегом Табаковым. И “Белая гвардия” — это работа очень важная для меня, принципиальная (одну из главных ролей — Мышлаевского — играет Михаил Пореченков). Но я всегда стремился к созданию своего театра, и здесь нет никакого противоречия. Для меня нести ответственность за художественный результат — то же самое, что нести ответственность за судьбу людей, с которыми ты трудишься. Мне интересно не только сочинять, выращивать спектакль, но и выращивать людей. Ведь артист сделал свою работу, а потом идет дальше, начинает работать у другого режиссера, играть в другой манере.

И ты приходишь на его спектакль и видишь, как что-то уходит. Когда мы все вместе, под одной крышей, я знаю, что всегда смогу разобраться, как нужно использовать какие-то качества актеров. А экспериментaльныe paбoты вce paвнo должны быть — для людeй.

— И что вы нашли в ходе ваших экспериментов?

— Сложно объяснить. Все открытое в режиссерском театре — это ХХ век. Выше Мейерхольда, Чехова, Вахтангова уже трудно что-то вообразить. Сейчас наступает время переработки и осмысления всего того, что уже сделано. Открытия ХХ века дают достаточно воздуха и возможностей, чтобы не изобретать нечто новое. А сейчас многие, еще ничего не создав, уже изобретают какой-нибудь манифест, чтобы войти в когорту великих. Но это лишь стимулирует их эгоистические стремления. Что в корне неправильно. Надо соотносить профессиональные поиски с той душевной потребностью, которая захватывает людей. Мы, скажем, попытались использовать забытую теорию Брехта — рассказ в рассказе, так называемый театр очуждения (не отчуждения, а именно очуждения). Где люди не участвуют в каких-то бытовых обстоятельствах, но каждый выходит и рассказывает свою историю. Он где-то сыграет, где-то покажет, где-то промолчит.

— У нас этим занимается режиссер из Нового Рижского театра Алвис Херманис.

— Да, я читал о нем. Что касается “Мальчиков”, здесь тоже была театральная затея. Спектакль начинается, когда возникает затея, задумка. И хотелось, чтобы на глазах зрителей происходил переворот в душах мальчишек от ненависти к любви. Чтобы вся история с Илюшей и его отцом воспринималась глазами мальчишек. Мы не распределяли роли, ребята читали и за Алешу Карамазова, и за Красовского, и за Снегирева, чтобы понять внутренние линии, движение, развитие. Делали много этюдов, проб. И тогда сложился спектакль. У нас не было задачи создать ансамбль солистов, где каждый хочет сказать свое слово, чтобы понравиться залу и сорвать побольше аплодисментов. Задача другая: собрать ту публику, которой было бы это интересно. Поэтому и хочется сейчас умыкнуться в какой-то небольшой театрик, отобрать ребят, которые пока еще живут интересами театра, у которых еще слишком мало в жизни проблем. А не просто делать спектакли, которые будут прокатываться.