«Любите тех, кто прожил жизнь впотьмах и не оставил по себе бумаг и памяти, какой уж ни на есть…». В Студии театрального искусства (СТИ) идет спектакль-променад «Шествие», который с 2011 года игрался в качестве «прогонов со зрителями». Он родился на занятиях по сценической речи. В основе постановки – одноименная поэма-мистерия Иосифа Бродского.
Попав на «Шествие», зрителю не удастся уютно расположиться в кресле. Ему предстоит вслед за актерами пройти непростой путь, начиная от гардеробной и заканчивая тесным лестничным пролетом под крышей, будто подглядывая за прохожими и в то же время буквально растворяясь в толпе.

Первое действие разворачивается в гардеробе. Там, где несколько минут назад вы сдавали свои куртки и пальто, теперь живут персонажи и ловко примеряют верхнюю одежду.

«Вот шествие по улицам идет…» Перед нами артисты в пальто, висящих на вешалках. Они так похожи на марионеток, съежившихся то ли от холода и сырости, то ли от горя и печали… Они советуют: «Ах, будь к себе и другим неплох, может тебя и помилует бог, однако, ты ввысь не особо стремись, ведь смерть – это жизнь, и жизнь – это жизнь!» Они будто и сами цепляются за жизнь…
Вдруг один из них слетает с вешалки, потому что «на самом деле он не прост, мой Арлекин (Александр Прошин) – чудак. Увы, он сложный человек, но главная беда, что слишком часто смотрит вверх в последние года». Ему не дают упасть, удерживают, и тогда он прячется в пальто со словами: «Нам скоро всем придет конец».

Вот так с первого слова, с первого действия зрителю дают «оплеуху», чтобы он задумался о жизни и смерти. «А что я видал на своем веку: кусочек плоти бредет внизу, кусочек металла летит наверху, – подмечает Арлекин. – За веком век. За веком век ложится в землю любой человек, несчастлив и счастлив, зол и влюблен, лежит под землей не один миллион». А где-то рядом бродит Муза (Мария Курденевич/Екатерина Копылова). И в самое сердце попадают слова: «Но что-нибудь останется от нас?»

Арлекин, Коломбина, Поэт, Дон-Кихот, Лжец… Кто еще бродит по улицам города? Вслед за ними идут дальше и зрители и становятся свидетелями того, как лжецы опутывают человека и сбивают его с истинного пути. Они, как пауки, повсюду расставляют свои сети. И только Муза пытается вытащить героя из этого капкана.
Перед нами Скрипач (Александр Суворов). Текст, который произносят актеры, созвучен стуку колес поезда. Невольно возникает ассоциация, что жизнь летит так же стремительно. В каком вагоне едете вы – в первом или последнем? Как скоро будет остановка, не знает никто. Ушедшая любовь (Катерина Васильева) ходит постоянно с чемоданом, как бы намекая, что поезд ушел… Так и жизнь у многих пролетает как-то мимо. Даже Король (Сергей Качанов) говорит: «Я-то проезжаю. В конце – одно. Я-то продолжаю, не все ли равно, все-то на свете в говне, в огне, саксофоны смерти поют по мне».

А мы тем временем идем все дальше и дальше «средь шумных расставаний городских, гудков авто и гулов заводских, и теплых магазинных площадей опять встречать потерянных людей…» Вдруг Ушедшая любовь, так долго молчавшая, говорит: «и торопиться за трамваем вслед, теряя человека на пять лет. Так обойдется время и со мной…»
Тем временем «проходит мимо Плач»… Перед нами уже портрет трагедии. Стихи Бродского, и без того щемящие и музыкальные, под звуки контрабаса звучат еще острее, точнее, больнее.
Торговец (Сергей Качанов) уверен, что «на свете можно все купить и столько же продать». Но продаются ли настоящие чувства? А без них рано или поздно понимаешь, «как мало ты успел, как мало ты купил».

Окончательно погрузившись в «Шествие», уже не осознаешь, куда идешь – вниз или вверх по этажам и лестницам. Нет, все-таки вверх, и это вселяет оптимизм.
Смирительная рубашка, холодный воздух из открытого окна (освежает и мысли, и чувства в прямом смысле), романс с чертом, пальто меняют на банку с водой в авоське… Уже не хочется думать: зачем, почему… Да, мы устали. Устали не меньше, чем эти бродяги. Мы так же шествуем по земле, кто с чемоданом, уходя от любви, кто, как Муза, пытаясь вдохновить, обманывая, развлекая, покупая… Кто скрипач, а кто черт – так просто и не разберешь.

Но в финале после всех мытарств на сердце легко и тихо. Автор (Игорь Лизенгевич) говорит: «Стучит машинка. Вот и все, дружок. В окно летит ноябрьский снежок, фонарь висячий на углу кадит, вечерней службы колокол гудит, шаги моих прохожих замело. Стучит машинка. Шествие прошло». Поэзия Бродского дарит наслаждение мелодикой стиха и нечастую в будничной суете возможность поразмышлять о вечном. Спектакль СТИ изящно и бескомпромиссно служит этой цели. В нем все четко и слаженно, актеры в течение двух часов выдерживают темпоритм без единого промаха. Невероятно, но факт: «Шествие» «прогоняли» восемь лет, прежде чем ввести в репертуар театра.

Источник: https://mir24.tv/articles/16388918/shestvie-o-zhizni-smerti-i-lyubvi-v-studii-teatralnogo-iskusstva