«Студия театрального искусства»
Н. Эрдман
«САМОУБИЙЦА»

Умирать, граждане, не хочется. Причем ни за власть, ни за родное государство. Тайный протест пьесы Эрдмана против генеральной установки «И как один умрем / В борьбе за это» цензор учуял – и «Самоубийцу» (1928) на годы советской власти запретили. Нынче, говорят, опять пришла пора умирать «за это». Может, кому и хочется, только не нам с вами, обывателям. Наша маленькая частная жизнь, явствует из спектакля, ценнее любых идеологических установок. Обывательский мирок четы Подсекальниковых здесь несказанно мил и совсем не карикатурен. Режиссер делает точный ход: обе роли – Семен Семеныча, что пообещал застрелиться, обидевшись на жену из­-за ливерной колбасы (любил ночью покушать), и его нежной Маши – отданы совсем юным актерам. Искренность и обаяние учеников Женовача Вячеслава Евлантьева и Евгении Громовой делают простительными «глупости и мелкие злодейства» их персонажей.
Ораву фриков, призывающих «самоубийцу» застрелиться не за просто так, а от имени русской интеллигенции (торговли, церкви, работников пера, неудовлетворенных дам и пр.) играют те «женовачи», чей курс 10 лет назад основал Студию, сразив Москву глубиной игры, душевной открытостью, положительно прекрасными героями. В поисках новой выразительности Женовач выбрал пьесу с остросатирическими ролями и сделал осторожный шаг от студийности к мастерству. По­-новому великолепен Алексей Вертков в роли набриолиненного наглого самца, под шумок сделавшего бизнес на продаже предсмертных записок; один гротескный росчерк Сергея Аброскина – и перед нами жуликоватый отец Елпидий. Однако порой парад масок излишне карикатурен, и за три часа спектакль временами западает в усредненную театральность, размывающую смысл. Сбиться фокусу не дает исполнение главной роли.
Вячеслав Евлантьев поражает широтой диапазона: от комического к драматизму – легко! Поначалу младенчески капризный увалень, его герой под градом испытаний меняется, взрослеет. Его финальный монолог – из театральных впечатлений, что не забываются. Окруженный толпой оболваненных, запуганных властью людей, что ждут его самоубийства как подвига (пусть те, наверху, знают!), но сами боятся возвысить голос, он делится открывшейся ему истиной: смысл жизни – просто жизнь, а вовсе не смерть в борьбе за какое­-то ваше «это».