О новой работе Сергея Женовача в Студии театрального искусства начали говорить задолго до премьеры. Выпуска спектакля ждали долго. Гадали о причинах переноса премьерных дат, чем подогрели возросший интерес. О том, что спектакль претендует на “событие сезона”, говорит один лишь факт, что в зале собрались глава Союза театральных деятелей, народные артисты и прочие публичные персоны.
Роман Булгакова продолжает привлекать к себе внимание постановщиков во всем мире. Месяц назад о своем намерении заняться экранизацией “Мастера и Маргариты” рассказали американские продюсеры, в числе которых один из отцов-основателей фестиваля “Вудсток” Майкл Лэнг. Ни о сроках, ни об актерском составе пока ничего неизвестно. Но совершенно очевидно, что кинематографисты, а также театральные режиссеры не намерены признавать свое поражение перед литературным совершенством романа Булгакова. Интерес к нему подпитывают многочисленные аналитические труды, посвященные драматичной истории создания произведения, его ранним редакциям, философским идеям автора. Роман продолжает соблазнять своей полифонической сюжетной структурой, масштабными библейскими картинами и переосмыслением канонического образа Антихриста. Исследуя систему мотивов Булгакова, каждый из режиссеров, чьей профессиональной смелости хватило, чтобы взяться за этот литературный монумент, сталкивается с одной и той же проблемой – необходимостью определить и вывести на первый план ключевые события романа, дать им развернутое и ясное звучание, оттенить второстепенными, а иные оставить нетронутыми. Сергей Женовач, руководитель Студии театрального искусства, изначально отказался от иллюстрирования “Мастера и Маргариты”. Для него первостепенной стала идея создания собственной истории. При этом в концептуальных решениях режиссер все же отталкивался от текста.
Местом действия Женовач выбрал “дом скорби” – психиатрическую клинику, пациентами которой стали не только Мастер и Иван Бездомный, но и страдающий мучительными приступами мигрени Понтий Пилат, инфантильный Иешуа Га-Ноцри и единственный его ученик, тревожный Левий Матфей. Границы между эпохой римской Иудеи и Москвой начала XX века уничтожены. Кажется, Женовачу удалось разгадать тайну “пятого измерения”, и по примеру Воланда он ужал Ершалаим, Патриаршие пруды, МАССОЛИТ до узкой больничной палаты. Можно было бы предположить, что главврач этого лазарета уставших душ – тот самый злой дух, но это не так. Кажется, только ему одному, загадочному посетителю этого богом забытого места и есть дело до томящихся узников. Мотив безумия в этой сценической версии романа – главенствующий. Если Мастеру и Бездомному больничные пижамы в пору, то появление Пилата среди пациентов необычно, хотя и объяснимо. Миссия, с которой Воланд посещает лечебницу, гуманная и даже терапевтическая – даровать покой тем, кто его заслужил.
Алексей Вертков, лауреат “Золотой маски”, в роли Воланда внешне напоминает самого автора романа и одновременно молодого Малкольма Макдауэлла. В этом сходстве, а также в его бесстрастности, противопоставленной общему безумию, есть что-то дьявольское. Трактовка образа во многом отвечает замыслу Булгакова, но в финале Женовач позволяет персонажу взять на себя чужие функции: Воланд сам сообщает возлюбленным о последнем путешествии (в романе Мастера и Маргариту навещает Азазелло). Взяв на себя полномочия вестника, Воланд фактически понижает свой верховный сан, подчиняясь высшим силами, которые приказали даровать Мастеру покой.
Так рельефно прописанная в первоисточнике свита Воланда в спектакле Женовача представлена с большим единообразием. Видимо, всему виной больничная униформа. Бегемот, Коровьев-Фагот, Азазелло и Гелла – группа санитаров. Они действуют энергично и эффектно. Для создания антуража этой компании был призван на помощь мастер иллюзий – Артем Щукин. Невидимое кресло для Воланда, сгорающие, вновь появляющиеся купюры и прочие трюки вытеснили из спектакля сцены в Варьете с обнаженными барышнями (это решение можно расценивать в том числе и как гуманность по отношению к актрисам – на долю Евгении Громовой, исполнительницы роли Маргариты, например, пришлись весьма целомудренный по меркам современного театра полунагой выход). Лаконичная шоу-программа Воланда и компании традиционно закончилась денежным дождем.
Самая уязвимая позиция в этом сложносочиненном повествовании досталась линии любви. В чем ее величие, в чем жертвенность – ответы на эти вопросы оказались за скобками спектакля также, как и преображение героев. Зритель может только догадываться, почему на бал к Сатане отправилась экзальтированная девочка, в чем заключался волшебный эффект от крема Азазелло, и ради чего был нужен сам торжественный прием (новоявленный Иуда – барон Майгель в инсценировку тоже не попал). Создатели спектакля не стремились к переосмыслению романа, но пытались выявить в нем на первый взгляд неявные параллели, и исходя из этого искали равнозначное литературному оригиналу сценически оформленное высказывание. Сергею Женовачу это удалось только отчасти.
Источник: http://www.m24.ru/articles/134433