В предновогоднее суетное время в Студии театрального искусства под руководством Сергея Женовача сыграли премьеру «Заповедника»по Сергею Довлатову. В отличие от прошлогоднего спектакля «Мастер и Маргарита» – шумного, разнопланового, сложносочиненного, – новая постановка почти лишена внешнего лоска и броскости, это неспешная исповедь главного героя, философский этюд на тему любви, смерти, предназначения художника.

Повесть «Заповедник», начатая Довлатовым в 1977-1978 годах и законченная в 1983-м уже в эмиграции в Америке, по праву считается его главным произведением, во многом автобиографичным. В ней он описывает свой опыт работы экскурсоводом в музее Михайловское – в Пушкинских горах. Герой, писатель Борис Алиханов отправляется туда на лето. Творческий и эмоциональный кризис (развод с женой, нереализованность в профессии – героя постоянно отказываются печатать; скучная работа, которую он вынужден делать, чтобы сводить концы с концами, беспрерывные запои) он надеется развеять в атмосфере пушкинских мест, и, возможно, в обращении к гению Пушкина, как будто знающему ответы на мучающие героя вопросы. Одно из главных достижений довлатовской повести – это, конечно, образы всех встречающихся Алиханову в Пушкинских горах персонажей – от сотрудниц музея, посетителей, вечно пьяных мужиков, живущих в деревне по соседству, до сотрудников КГБ, описанных с присущим писателю юмором и сарказмом. При всей трагичности «Заповедника», это, пожалуй, одно из самых «смешных» произведений позднесоветской эпохи.

Сергей Женовач, всегда бережно относящийся к авторскому тексту, на этот раз, сохранив основную сюжетную канву, линейно выстроил ее иначе: перемешал эпизоды, а еще добавил много пушкинских строк. Стихи великого поэта, особенно во втором действии, постоянно звучат со сцены. «Смешные» диалоги и монологи служат скорее фоном, а основное внимание сосредоточено на душевной драме главного героя – Алиханова-Довлатова. За всем происходящим наблюдает подвешенная к заднику посмертная белая маска Александра Сергеевича, еще одного «главного» героя спектакля.

Художник Александр Боровский сочинил предельно аскетичную декорацию. Длинный деревянный мост с перилами тянется из темных глубин сцены к авансцене и обрывается у «реки»: тут правда есть вода, а точнее квадратный бассейн, с грязной мутной водой, служащий одновременно и зеркалом, и умывальней, и бездонной бочкой, в которой припрятано несчитанное количество водочных бутылок, и сточной канавой, куда бросаются окурки и прочие продукты жизнедеятельности. Второй мост выстроен дугой над сценой, перпендикулярно нижнему. Получается трехуровневое пространство: вода, в которой так и хочется утопить все печали и горести, узкий мост, напоминающий дорогу жизни из ниоткуда в никуда, ну или прямиком в реку, и верхний уровень – там свет и радость – второй мост будто бы возвышается над первым: снизу творятся всякие безобразия и возлияния, а сверху – читается поэзия Пушкина и ходят девушки в красивых платьях.

Алиханова-Довлатова Женовач сильно состарил относительно романного героя – тому около тридцати, а на сцене к зрителям по мосту к реке идет уже довольно пожилой человек (Сергей Качанов – самый возрастной актер СТИ), с сединой в волосах, в потертых джинсах и кожаной куртке, он ложится у кромки воды и долго, пристально всматривается в свое отражение. Потом достает бутылку водки, закуривает и начинает свой неспешный рассказ. Это все похоже на воспоминания, на ретроспективный взгляд на события давно минувших дней. Умудренный опытом человек делится с нами своей очень личной и печальной историей. И все персонажи, появляющиеся затем в поле нашего зрения – тоже как будто ожившие картины прошлого. Манера, с которой Сергей Качанов рассказывает нам о своих злоключениях – довольно остраненная, и даже в диалогах он как будто играет роль стороннего наблюдателя, прекрасно понимающего, что все это минутная суета, ничто по сравнению с вечностью, с Пушкиным, в конце концов. Все земное, все сегодняшнее, вся эта обрушившаяся на героя тяжесть расставания с любимой, обреченность – канет в Лету, и он, Алиханов, понимает это, как никто другой. Не случайно он в финале спектакля надеется на встречу с женой в раю. Рай – и есть место встречи.

Сосредоточенность всего первого действия на одном собственно краю моста, как будто на краю пропасти (один неверный шаг – и ты уже там), выводит этот спектакль в особую плоскость – вне времени и вне пространства: между Пушкиным, Довлатовым, брежневской эпохой застоя и днем сегодняшним – а что, разве мы сегодня опять не на краю пропасти? А речка и мост наводят и еще на одну мысль: Черная речка, дуэль, Пушкин, смерть. Все закольцовывается в этой предельно простой на первый взгляд сценографии.

И все-таки спектакль Женовача – это не один долгий монолог Алиханова. Первое действие полностью отдано на откуп мужчинам, второе – целиком оккупировано женщинами. В первом – великолепный ансамбль молодых актеров СТИ, недавних выпускников ГИТИСа с блеском разыгрывает отдельные эпизоды повести, причем все это они проделывают, сгруппировавшись у края моста, «нанося визиты» засевшему тут писателю. У каждого из них – свой коронный выход. И тут зритель может от души посмеяться. Текст Довлатова берет свое. Валерий Марков (Даниил Обухов), злостный нарушитель общественного спокойствия, в мегафон выкрикивает свои замечательные реплики: «Нет в жизни счастья, дорогие радиослушатели! Это говорю вам я – единственный уцелевший панфиловец!». Тут и Михаил Иваныч, Миша (Дмитрий Матвеев), у которого снимает комнату Алиханов, вечно пьяный деревенский мужик, чуть было не убивший когда-то свою жену Лизку, тут и его сосед Толик (Александр Медведев) – идут, покачиваясь и нежно переругиваясь. И еще одна колоритная парочка Стас Потоцкий, ленинградский экскурсовод (Александр Николаев) с другом своим Володей Митрофановым (Лев Кокоткин), гением чистого познания. Вся эта кампания распивает водку, закусывает огурцом и являет зрителю лучшее, на что способна, – рассказы про свое горемычное житье-бытье.

Во втором действии Алиханов остается на том же месте у самой воды, а на мосту сверху выстраивается перед ним целый ряд разодетых в разноцветные платья женщин: сотрудниц музея, посетительниц, страстно и нежно обожающих Пушкина и беспрестанно склоняющих его – каждая на свой манер. Кажется, они вот-вот упадут в обморок от строк «Я вас любил». Глаза наполнены слезами, руки трясутся, сердце готово выпрыгнуть из груди. А вопрос: «За что вы любите Пушкина?» – вообще не сходит у них с языка. Каждая обязательно прочтет по стихотворению, «взмахнет крылами» или шарфиком и упорхнет. Но помимо явной насмешки над растиражированными, замусоленными до дыр цитатами из великого поэта («Любить публично – это скотство», – говорит Алиханов), есть в этом многоголосье и пронзительная нота. Внезапно женщины вместо ярких платьев облачаются в простые белые ночные рубашки и со свечами в руках начинают петь романсы на стихи Пушкина. Как молитву. Есть в этом благоговении что-то возвышенное и даже трогательное.

Появляется во втором действии и жена Алиханова Татьяна (Катерина Васильева), приехавшая сообщить ему о том, что собирается уезжать из страны вместе с их дочкой. Сверху десятки любопытных глаз будут наблюдать за ними. Татьяна получилась у Васильевой очень уверенной и самостоятельной женщиной, красивой, целеустремленной и даже в чем-то подавляющей Алиханова. Он робеет перед ее решимостью и непоколебимым желанием уехать, вырваться отсюда. Но доводы ее он не слушает и ехать вместе с ней наотрез отказывается. Конечно, бросается в глаза их разница в возрасте (Алиханову-Качанову уже сильно за 50, а жена его – совсем еще молоденькая), но, возможно, этот контраст создает нужный эффект разделенности, «разобщенности близких душ». Еще один персонаж посещает писателя «внизу» во втором акте – майор Беляев (Никита Исаченков). Проводит с ним воспитательную беседу, наставляет на путь истинный. Страшным эхом сегодняшних событий звучат его слова: «И помни, уголовное дело – это тебе не брюки с рантом. Уголовное дело шьется в пять минут».

Женовач действительно поставил на этот раз предельно минималистический спектакль: все внимание – к актерам и к тексту. Почти полное отсутствие декораций, спецэффектов. Правда, есть уже ставшие традицией обязательные для СТИ «завлекаловки» в фойе перед началом действия. Так прямо у гардероба стоит огромная желтая цистерна с вином (сухое белое), и дородная барышня продает его по 150 рублей. Ходит среди зрителей и другой продавец – самиздата: всучить он пытается, конечно, Довлатова. На экране идет хроника брежневских времен, прославляющая достижения Советов. На этом отсылки ко времени заканчиваются. В зале зрителю больше не за что будет уцепиться. И на протяжении 3,5 часов он будет наслаждаться довлатовской искрометной прозой, изящной ювелирной игрой Сергея Качанова, живительной энергией молодых артистов и до боли знакомыми стихами Пушкина. Финальная песня Фрэнка Синатры в конце «Нью-Йорк, Нью-Йорк» лишь усиливает общее ощущение тщетности любых попыток художника вырваться из «заповедника» на свободу. Тут как нельзя к месту будет цитата из статьи известного литературоведа Алексея Зверева «Шаг от парадокса к трюизму» о Довлатове: «Довлатова наверняка будут читать долго, если вообще не разучатся читать, и с годами его книги станут путеводителем по фантастической реальности, в которой мы жили десятилетие, и два, и три тому назад. Но если такое произойдет, то еще не скоро. Думающие, что они уже ушли от этого времени, избавились от этого груза, просто обманывают себя».

Источник: http://www.strast10.ru/node/4516